Николай Чадович - Бастионы Дита

Лес пересекало немало тропок, но я на всякий случай решил держаться от них в стороне. О сестрице Хавра мне почти ничего не было известно, кроме разве что смутных намеков, но знакомство с другими членами этой семьи не позволяло рассчитывать на задушевный прием.

Чащоба стала постепенно редеть, деревья выглядели все более хилыми, а подлесок исчез вовсе. Белесый налет покрывал все вокруг, и я почувствовал на губах солоноватый привкус. А выйдя на опушку, невольно зажмурил глаза — даже в обычном для этого мира мутном и рассеянном свете Соленое озеро сверкало, как альпийский ледник. До сих пор мне казалось странным: из-за чего человеку (пусть даже и свихнувшемуся, если верить Хавру) жить в таком неуютном месте. А вот теперь я понял — из-за гипертрофированного стремления к безопасности. Подойти незаметно к Черному Камню, казавшемуся отсюда вмерзшим в лед кукишем негра, было невозможно даже теоретически.

Хрустя сапогами по соленому инею, я достиг кромки берега. Дождей давно не было, и на гладкой, как полированный мрамор, поверхности остались только редкие лужи. Стараясь не поднимать высоко ноги, я зашагал-заскользил по этому нетающему катку и успел уже одолеть добрую половину расстояния до острова, когда ощутил где-то под черепной коробкой легкий булавочный укол. Затем почти неощутимое покалывание пробежало от надбровных дуг к затылку. Очень не люблю, когда со мной случается что-то одновременно новое и неприятное (все приятное, к сожалению, уже не может быть для меня новым). Во всяком случае, полагаю, что это вовсе не соль проникла в мои нервные цепи. Скорее всего кто-то проверял сейчас степень моего контроля над собственным сознанием — так иногда дружески похлопывают по плечам вероятного противника, дабы определить, есть ли на нем бронежилет. Ладно, щупайте. За свои мозги я спокоен. С ними даже максары ничего не могли поделать.

Остров тем временем приближался, резко контрастируя своей черной скалистой громадой с окружавшей его ослепительно белой плоскостью озера.

Ирлеф, подперев голову рукой, сидела на бережку и ласково смотрела на меня.

— Я уже и надеяться перестала, что ты придешь за мной, — сказала она.

— Если обещал, значит, приду, — сдержанно ответил я, оглядываясь по сторонам.

— Красиво здесь, правда?

— Правда. Зелейник у тебя с собой?

— Вот! — Она тряхнула висевшую на боку флягу.

— Тогда пойдем.

— Куда? — Она удивленно вскинула брови.

— Домой. В Дит.

— Как же я уйду, не поблагодарив хозяйку? — глаза Ирлеф выражали искреннее и глубокое недоумение. — Я ей стольким обязана!

— Чем же, интересно?

— Это долго рассказывать! Ты ведь ничего не знаешь. Я болела. Она меня вылечила. Накормила. Одела. — Ирлеф встряхнула лохмотья, в которые превратилась ее одежда, позаимствованная из сундуков смолокура. — И вообще она очень добрая.

— Ясно, — я помолчал. — Значит, ты давно здесь?

— Не знаю, — беззаботно ответила она. — Я же болела, говорю тебе. Была без памяти. Зачем вы меня бросили одну?

— Так уж получилось, — я не сводил глаз с черной скалы, похожей теперь уже не на кукиш, а на четырехзубый кастет, предназначенный для сокрушения континентов. Опасность могла таиться только там. — Ну а как же твои Заветы? Не забыла их еще?

— Что ты! — Она оживилась. — Каждый день повторяю. Хозяйке они тоже очень нравятся.

— Значит, так, — я почему-то понизил голос до шепота. — У некоторых народов существует хороший обычай уходить не прощаясь. Вот мы ему сейчас и последуем.

— Нет! — Ирлеф вскочила и отбежала к скале. — Это нечестно! Это подло! Нельзя лгать! Нельзя наносить людям обиды!

— Хорошо. Что ты тогда предлагаешь? — Я медленно шел за ней, стараясь не делать резких движений.

— Войдем в ее жилище. Поблагодарим. Отобедаем на прощание. Ты расскажешь что-нибудь интересное. Она любит интересные рассказы.

— Интересные рассказы и я люблю. Да вот только детским сказочкам не верю.

— Ты злой! Ты не любишь беседовать с людьми! Я не пойду с тобой! Я умру! — У нее явно начиналась истерика. Надо было что-то делать.

— Хорошо, — согласился я. — Войдем. Поблагодарим хозяйку. Возможно, я что-то расскажу ей. Но есть не буду. Не голоден. И уйдем мы отсюда как можно быстрее.

— Вот и хорошо! — Она сразу успокоилась. — Дай руку.

Я давно уже приметил несколько пещер, прорубленных в скале у самого основания. Ирлеф тащила меня к центральной, имевшей почти правильную овальную форму.

Если это лабиринт, надо постараться запомнить очередность поворотов, подумал я.

Однако прямой полутемный тоннель вывел нас в просторный сводчатый зал, в углу которого, под огромной дырой пробитого в потолке дымохода, жарко пылала куча дубовых кряжей. Больше здесь ничего не было, кроме резного каменного стола, похожего на опрокинутое надгробие, за который меня и усадила Ирлеф.

— Вот видишь, как все хорошо, — она ободряюще улыбнулась.

— Пока я еще ничего не вижу, ни хорошего, ни плохого.

Медленно тянулось время. Ирлеф продолжала улыбаться — то мне, то самой себе, то вообще неизвестно кому. Я как бы невзначай взял ее за руку и нащупал на запястье шрам, привлекший мое внимание еще в Дите. (По словам Ирлеф, его оставил клюв одного из слепышей, за которым она ухаживала в детстве.) Без сомнения, передо мной сидела именно Ирлеф. Или ее точная копия. Внезапно языки пламени в костре заколебались — где-то рядом открылась дверь, создав сквозняк. Затем раздались легкие шаги и из темного угла зала выступила хрупкая женская фигура.

— Вот и она! — вскочила Ирлеф. — Моя хозяйка! Поприветствуй ее!

— Приветствую тебя, любезная, — сдержанно поздоровался я. — Твой отец и твои братья посылают самые добрые пожелания. Живи и здравствуй.

О смерти Всевидящего Отче я решил пока умолчать.

— Привет и тебе, любезный гость, — тоненьким голоском ответила вошедшая. — Надеюсь, мой отец и братья пребывают в добром здравии?

— В отменном.

Хозяйка подошла вплотную к столу и уселась на каменную лавку слева от меня. На вид я дал бы ей семнадцать земных лет, не больше. Васильковые глаза смотрели кротко, как у овцы. Девушку можно было назвать миленькой, если бы только ее лицо не портил слабый скошенный подбородок. Нет, сестру Хавра я представлял себе совсем иначе!

— Не встретил ли ты каких-нибудь затруднений на пути сюда? — спросила она.

— Никаких, любезная.

— Но до нас доходят слухи, что возле Стеклянных Скал путников поджидают всякие злые создания.

— Я прошел Забытую Дорогу из конца в конец и никого на ней не встретил.

— Приятно это слышать. Значит, мрачные силы, царившие в Стеклянных Скалах, утихомирились.

— Вероятно.

— Что еще слышно в дальних землях?

— Любезная, я от природы человек малопонятливый и неразговорчивый. Спроси точно, о чем бы ты хотела знать, и я отвечу, если смогу.