Гарр Юнг - Фантазеры

И Гансу хоть заобъясняйся, что пить заставила не просто удаль, а тоска. Хрен он поймет, немчура проклятая, ибо чисто русская-то тоска, от которой безобразничают неоглядно и даже вешаются порой. Двадцать лет вчера стукнуло, силы молодые играют, а на этом болоте еще три года куковать, и никакие гроши той скуки не скрасят. Гансу что? Либерализм и орднунг. Орднунг и либерализм. Кто тебя заставлял контракт подписывать, Алексей Владимирович? Никто не заставлял, сам подписал, как миленький. Студент-лингвист, четыре языка… Ага, подписал бы, если бы пенделя из института за неуспеваемость не наладили! Хотел денег заработать? Капают кредиты, и нехилые, только получить их можно лишь после демобилизации! Хотел на другую планету посмотреть? Любуйся, Лёшик: фигня, что планета та — сплошное болото!

Болот же Лёшик не любил до душевного трепета, с детства еще, с васюганской заимки деда Трофима Петровича. Что те болота? Гнус, трясины да тоска по оставленному дома компьютеру.

Однако, Васюганское хоть и большое, но не бескрайнее.

А тут? Целая планета.

Болота и аборигены.

С одним из аборигенов Лёшик познакомился месяца три назад. Трехкилометровая платформа станции принайтована к островку, на котором располагалась деревенька Айдара (так звали паренька). Меновой базар располагался сразу за неширокой полоской воды, в которую сейчас поплевывал Иванов, и бурлил тот рынок от рассвета и до заката: аборигены выменивали всякую всячину у пришельцев на местную пищу или сувениры. Лёшик тогда поменял у аборигена свой швейцарский складник на огромную вязанку вяленой рыбы. К пиву. Пиво на станции продавали, хорошее, чешское, а вот с рыбой беда… Хоть у аборигенов учись, как рыбешку в болоте брать.

В процессе торга разговорились, оказалось, пацан очень неплохо владеет русским (На уровне того же Штиммера. И откуда только? Все остальные черти и двух слов связать не могли.) и может заменить собой энциклопедию по местному миру. Для Алексея хоть какое-то развлечение, помимо шашней с сестрами станционного медцентра.

Из-за пива Лёшика тогда бесцеремонно выдернул глава местных особистов-контрразведчиков, пожилой полковник Миллер. Иванов удивился не тому, что вообще вызвали, — контроль над контактами прописан в уставе и контракте — а тому, что так быстро. Миллер больше часа задавал наводящие вопросы, но его, как военного, интересовали не столько познания Айдара, сколько отношение того к пришельцам. Лёшик отвечал честно, и в тот раз полковник никаких тревожных сведений не нарыл, отпустил рядового с наказом докладывать об изменении симпатий местного населения…

С тех пор для Лёшика будто отдушина открылась. И пошло: Алексей тащил аборигену надоевшие безделушки, а чертененок в ответ сменивал их на разную живность или поделки. И они говорили, говорили, говорили… О Земле, о Тагуте, о людях, космосе, звездах, самолетах, птицах, рыбах и прочем. Удивительно, но Айдар оказался умным и очень знающим собеседником, Алексею иногда казалось, что он общается с обычным, вполне образованным землянином. Но как только разговор заходил о войне или Лешиной службе, морок враз рассеивался — Айдар в упор не понимал, как можно профессионально убивать таких же, как ты. Алексей ответить внятно так и не смог. Чертенок прекрасно знал, что такое охота, забой скота, но война… Ни в языке, ни в логике аборигенов, как понял Иванов, даже понятия такого не существовало.

Еще Лёшика донельзя удивляло местное разнообразие животных: основные формы вроде и похожи на земные, но абориген иногда приносил такие экземпляры… Например, чертенок как-то увидел в ушах у Алексея наушники от плеера и спросил, что это такое. Лёша объяснил, абориген не удивился, зато удивился землянин — чертененок сказал, что у него такое тоже есть. Слово за слово, и теперь в казарменном аквариуме жил зверек, насвистывавший в полном диапазоне все услышанные им мелодии. С голосом. Без фальши. Любой длины и не ошибаясь ни в одной ноте. На заказ. Даже Тошины тоскливые песнопения…

Ел зверек любые овощи, обожал капусту. Единственное, о чем попросил его друг, отдавая зверька, — чтобы Алексей о свистуне не распространялся, особенно научникам (подобной просьбой впредь сопровождались все его живые подарки). Очень попросил. Лёша такое же слово взял и со сослуживцев.

Пока везло.

Будил Лёшика теперь не будильник, а некий птиц желто-голубого окраса. Птиц реагировал только на Лёшин голос, на вполне конкретные русскоязычные слова, напрочь игнорируя прочий гвалт, от которого вечером в казарме не избавиться.

Но не это самое удивительное.

Как-то принес парень Алексею мыша. Просто так дал, без мена. От земного грызуна отличить невозможно (Иванов тайком сносил его в лабораторный комплекс, на предмет анализов — лаборантка Танечка, нынешняя Лешина пассия, сильно удивилась, зачем тот мышару припёр. Самого обычного, по результатам ДНК-анализа. Грызунус вульгарис.). У Айдара остался точно такой же, будто брат-близнец. Но при помощи этой хвостатой парочки друзья теперь могли свободно переговариваться. Как по телефону — мыш транслировал голос и фоновые звуки без искажений, на расстоянии не менее десяти километров (дальше они просто не пробовали). Алексей подумал — и решил сослуживцам ничего не говорить: обычные мыши на станции появились с момента её основания. Ну, поймал, приручил от скуки — что тут такого? Мыш же прописался в кармане Ивановского камуфляжа на основании постоянного жителя, иногда серьезно мешая общению с противоположным полом — выпрыгивал, как чертик из табакерки, когда Айдару хотелось поговорить.

Вот и сейчас мышонок вынырнул из кармана и по плечу вскарабкался к Лёшиному уху:

— Лёха, ты занят?

— На посту. Через полчаса сменяюсь, — вполголоса, не оборачиваясь, ответил Алексей. Но не выдержал, обернулся, глянул косо на Штиммера — Ганс все смотрел в туманные дали и улыбался. Напрасная конспирация. Немец чуть ли не токовал в голос. Вчера письмо от своей Гретхен получил, и ему сейчас не до Иванова с мышом.

Мыш забубнил дальше:

— Сменишься — подходи к нашему месту у базара, чего-то покажу.

— Ага. У меня еще один «увал» неотгулянный… Меняться будем? Учти, у меня только часы остались, их менять не буду, отцовский подарок.

— Не, в этот раз просто похвастаюсь. В мангры пойдем, большое, на базар не принесу.

— Лады. Тогда — через полчаса.

Когда Лёшик дотопал до места встречи, парень без слов сграбастал его за руку и поволок в глубь зарослей, на противоположный край острова. По манграм шагать сложно, болото оно и есть болото: где грязь по колено, перевитая цепкими корнями, а где и тропинка сухая. Хорошо, хоть держит.

Отмахиваясь от гнуса, друзья шли целый час. Когда вынырнули у берега, заляпанный грязью Иванов красной искусанной рожей был похож на Деда Мороза. Китайского образца, если судить по глазам-щелочкам, и для глухонемых, ибо материться он уже устал.

Читать дальше