Геннадий Прашкевич - Адское пламя (Комментарий к неизданной Антологии)

Замятин уехал.

В исполинской мастерской, в раскаленном пекле творения, в гудящем от напряжения горниле чудовищного эксперимента по созданию Нового, совсем Нового человека, остались писатели юркие и неюркие, слабовольные и волевые, честные и продавшиеся. Одни уже торопились лепить великий образ, другие предчувствовали долгий тоскливый путь по примечательным местам уже обустраивающегося ГУЛАГа.

Короткая эпоха утопий (и антиутопий) закончилась. Начиналась эпоха зрелищ.

4

Не странно ли? Направленная, как и вся литература, на то, чтобы представить читателям образ Нового человека, советская фантастика вдруг резко и явно отошла от человеческой темы, предпочтя ей техническую.

Человека заменила чистая схема.

"А вечером 6-миллионная Москва дрожала от оваций и криков ура, когда советская пятерка (летчиков, облетевших вокруг земного шара, - Г.П.) через пять суток полета вновь прошлась по улицам по пути к дворцу, где вверху стоит Ленин. В залах грандиозного дворца заседают вожди нашей родины с депутатами народа, и приветливые глаза Сталина сияюще блестят навстречу отважной пятерке..."

Новый человек, новый подход, новый стиль... Прославленный летчик Георгий Байдуков так делился своими фантастическими размышлениями, напечатанными в газете "Правда" 18 августа 1937 года ("Через два полюса").

Большинство участников Первого съезда советских писателей, состоявшегося в 1934 году и определившего таки образ Нового Человека, достойный советской литературы, советского народа, советских вождей и правителей, уже исчезли надолго, многие навсегда. И.Бабель, А.Веселый, И.Катаев, Д.Выгодский, В.Киршон, Б.Корнилов, И.Лежнев, Г.Лелевич (тот самый, что строго выговаривал в свое время рабоче-крестьянскому графу за незадачи с его "Аэлитой"), Б.Пильняк, неистовый Сергей Третьяков, Б.Ясенский, В.Нарбут, А.Воронский, С.Клычков, С.Колбасьев, Б.Лифшиц, Г.Серебрякова, Б.Спасский... Невозможно всех перечислить... При этом, какой великий разброс, какие разные люди... Дело ведь Было отнюдь не только в верности идее. Петр Орешин, например, был глубоко убежден, что

...другая радость в мире есть:

родиться и забыть себя и имя,

и в стадо человеческое влезть,

чтобы сосать одно ржаное вымя.

Однако, убеждения ему не помогли. Он разделил судьбу тех, с кем спорил. Все большую и большую силу набирали писатели, по определению Замятина, юркие, а сам этот странный жанр - фантастика - буквально на глазах тускнел. А то, что изредка появлялось, неизменно вызывало гнев критиков. Фантастика, скорее, вредна, делился своими откровениями в журнале "Революция и культура" криктик с лирической фамилией И.Злобный, она "...уводит молодежь из текущей действительности в новые, не похожие на окружающее, миры". Появились и первые разработчики теории так называемой фантастики ближнего прицела, фантастики приземленной, бытовой, замкнутой на сиюминутные конкретные цели. Лозунг "Лицом к технике, к техническим знаниям" был воспринят буквально. Человек, как главный объект литературы, был выдворен из фантастики ("замятинщиной", "булгаковщиной" попахивало от человека).. Рассказ становится астрономическим, химическим, авиационным, радиофантастическим, каким угодно, только не литературным. Характернейший пример: подведение редакцией журнала "Всемирный следопыт" итогов конкурса на лучший научно-фантастический рассказ за 1928 год. Там в обращении к читателю говорилось:

"Эта категория (то есть фантастика, - Г.П.) дала много рассказов, но из них очень мало с новыми проблемами, сколько-нибудь обоснованными научно и с оригинальной их трактовкой. Особенно жаль, что совсем мало поступило рассказов по главному вопросу - химизации..."

И дальше:

"Весьма удачной по идее и по содержанию следует признать "Золотые россыпи" - эту бодрую обоснованную повесть с химизацией полевого участка личной энергией крестьянского юноши, привлекшего к себе на помощь четырех беспризорных, которые в процессе работы сделались ценными культурными работниками. Автор достаточно знает вопросы агрикультурной химизации и занимательно преподносит их читателю."

Автор достаточно знает вопросы агрикультурной химизации...

Но дальше, дальше.

"Рассказы "Открытие товарища Светаша" (средство от усталости) и "Земля-фабрика" (ленточная посадка ржи, удесятерившая урожаи) привлекают внимание своими современными темами, но оба рассказа кончаются беспричинной непоследовательной гибелью героев вместе с их открытиями (например, одного - от удара молнии), так что производят впечатление мрачной безнадежности, хотя реальная жизнь рисует нам, наоборот, беспрерывные завоевания науки и дает живые примеры успехов изобретателей в результате упорного труда и неуклонной энергии."

Академик В.А.Обручев (1863-1956), говоря о фантастике, удачно для критиков заметил: цель фантастики - поучать, развлекая.

Сам В.А.Обручев, несомненно, следовал этому принципу.

Поучать...

О фантастике, если разговор заходил о ней, высказывались, как правило неодобрительно. "Реальный познавательный материал в ней, - писал об "Аэлите" критик А.Ивич в пространной статье "Научно-фантастическая повесть", опубликованной в 1940 году в журнале "Литературный критик", так же, как и в "Гиперболоиде", сведен к минимуму, аппарат для межпланетных сообщений описан очень приблизительно, использованы гипотезы жизни на Марсе, но без попытки научной разработки этого вопроса, да и подзаголовок - фантастическая повесть - предупреждает нас, что автор не ставил перед собой задачи художественной реализации серьезных научных гипотез."

Вот так... Художественной реализации серьезных научных гипотез... О мире грядущем, о судьбах мировой революции, о перекройке самого человека речи, как правило, уже не шло.

Александр Беляев в одной из своих статей жаловался:

"Невероятно, но факт, в моем романе "Прыжок в ничто", в первоначальной редакции, характеристике героев и реалистическому элементу в фантастике было отведено довольно много места. Но как только в романе появлялась живая сцена, выходящая как будто за пределы служебной роли героев - объяснять науку и технику, на полях рукописи уже красовалась надпись редактора: "К чему это? Лучше бы описать атомный двигатель."

Критика занималась, собственно, не анализом, критики теперь выискивали мелких блох.

Н.Константинов ("Литературная учеба", 1, 1934) особо подчеркивал, что научная фантастика, прежде всего, должна быть как можно ближе к действительности: она должна всерьез и конкретно знакомить читателей с успехами науки и техники; авторы соответственно должны всерьез и конкретно изучить все высказывания по технике, сделанные Марксом и Энгельсом, Лениным и Сталиным.

А.Палей, сам писатель-фантаст, в большом обозрении "Научно-фантастическая литература" ("Литературная учеба", 2, 1936) старательно фиксирует мелкие недочеты, допущенные тем или иным писателем. Вот, скажем, В.Каверин неверно описал действие бумеранга, вот А.Толстой ошибся, утверждая, что Земля с Марса будет выглядеть как красная звезда, он же был не прав, описывая луч гиперболоида, нельзя со стороны увидеть этот луч... "В противоположность произведениям Обручева, - хвалил А.Палей роман инженера Н.Комарова, - этот роман слаб в художественном отношении, социальные вопросы освещены в нем плохо. Но проблема хладотехники поставлена интересно."