Луи Буссенар - Тайны господина Синтеза

С момента начала опыта в лаборатории произошло много перемен и она испытала немало превратностей. Не раз ее существование находилось под угрозой в результате несчастных случаев, обусловленных причинами, которые невозможно было предвидеть, и, следовательно, устранить. Вот почему Великое Дело подвигалось вперед не без осложнений, помех и опасностей.

Первая большая авария приключилась вскоре после пуска, когда, к величайшей радости научного персонала, пятая серия предков человека, представленная брюхоногими, появилась в водах лагуны. В этот период события чередовались с такой быстротой, что невозможно было предугадать, какое бремя ляжет на всех вследствие несчастного случая, происшедшего, как мы помним, в тот момент, когда два ассистента, забыв обо всем, вели философскую дискуссию о происхождении жизни на Земле.

Читатель помнит, что в результате взрыва из купола, под которым в одном из аппаратов происходило таинственное оплодотворение, задуманное гениальным Синтезом, полетели стекла. Химик, в отчаянии от возможных последствий катастрофы, со всех ног кинулся к атоллу. Перепуганный, он кружил вокруг лаборатории, откуда доносился сухой треск, по интенсивности звука не превышавший пистолетных выстрелов.

Казалось, вершина купола была охвачена пламенем. Со всех сторон вспыхивали ослепительные, похожие на молнии, зарницы, неизменно сопровождавшиеся взрывами. Они следовали через неравные промежутки времени, вырываясь из медных, вмонтированных в купол трубок, связанных с изолированными гуттаперчей проводниками, ведущими к огромной электродинамической машине Эдисона. Эти вспышки и этот сопутствующий им грохот, от которого лопались достаточно толстые стекла купола, привели химика к внезапному откровению.

— Черт меня побери, — возопил он, потрясенный, — да это же гроза! Искусственная гроза в лаборатории! Дьявол! Если я как-нибудь ее не утихомирю, то здесь все будет перебито!

Без промедления Алексис Фармак ринулся к динамо-машине. Отрегулировать производство и подачу энергии было для него делом одной минуты. В это время появился господин Синтез, не столько взволнованный, сколько заинтригованный беспрецедентным на его коралловом острове феноменом.

— Да, Мэтр, гроза! — нервно повторял химик, все еще волнуясь при мысли об угрожающей вверенному ему объекту опасности. — Ничего не пойму! Ах, только бы такой грандиозный выхлоп электроэнергии вредно не повлиял на ход эволюции!

— Не думаю, — ответил господин Синтез, — я даже склонен допустить, что это потрясение окажет скорее благотворное влияние на развитие живых организмов.

— Ах, Мэтр! — вскричал просиявший химик. — Только бы вы не ошиблись!

— Давайте поразмыслим вместе. Мы пытались по мере возможности воссоздать условия, в которых находился земной шар, когда медленно эволюционировали примитивные существа. Искусственно созданная атмосфера должна была быть такой же по температуре, по выделению газов и электричества. Но эти комбинации разрозненных субстанций не могли происходить регулярно и в обстановке полного покоя.

Время от времени на Земле происходили страшные кризисы, неслыханно жестокие потрясения, которые давали жизнь новым производным, глубоко модифицируя как пространство обитания живых существ, так и их самих.

А в лаборатории до сих пор жизнь примитивных организмов протекала целиком и полностью безмятежно. Но золотой век наших предков, находящихся в эмбриональном состоянии, не мог длиться до бесконечности, и я подумывал было внезапно нарушить их покой. И тут случай исправил мою оплошность или, признаюсь откровенно, восполнил мою забывчивость и внес свою лепту в создание совокупности условий жизни на нашей планете в прадавние времена.

Как и Земля при своем возникновении, наш маленький искусственный мирок пережил свой катаклизм, соразмерный с его величиной и детерминированный искусственно. И вот каким образом. Я забыл сказать, дорогой коллега, что усовершенствованная мной динамо-машина производит куда большее количество энергии, чем другие машины ее класса. Вы предполагали, что вся производимая ею энергия за незначительным вычетом должна быть направлена на электризацию воздуха в лаборатории.

— Да, Мэтр, это так.

— Э-э, дружок, вы бы не могли, даже если бы и захотели, подсчитать ее мощность, поскольку вам неизвестно одно из моих изобретений. Я, не предупредив вас, экспериментировал с новым прибором и, закончив опыт, забыл его выключить. Вот, дорогой мой, единственная причина этого беспорядка, результат которого, надеюсь, ограничится лишь несколькими выбитыми стеклами и поднятой тревогой.

И последнее, чтобы больше не возвращаться ни к избыточной энергии, ни к способу, которым я хочу ее использовать. Вы ведь изучали влияние света на растительные клетки?

— Конечно, Мэтр.

— Следовательно, знаете, что растению для разложения на составные части углекислоты и усвоения углерода, — одним словом, питания, — необходимо некоторое количество тепловых и особенно световых лучей.

— Да, Мэтр, и наиболее удачные опыты, которые я ставил, позволяют прийти к следующему выводу: развитие каждого злака требует теплового и светового действия определенной дозы, а также определенной длительности, причем длительность обратно пропорциональна действию.

— Совершенно верно.

— Таким образом, развитие происходит тем быстрее, чем щедрее дарит Солнце световое тепло в меньший отрезок времени. Продолжительность вегетации, как, кстати, и всего живого, при условии, что пройден первый период адаптации [347] Адаптация — приспособление организма к непривычным условиям. , тем меньше, чем выше широта, то есть чем длиннее летний световой день. К примеру, на широте 59°47′ в Хальсне в Норвегии длительность вегетации ячменя — сто семнадцать дней, сто два дня в Бодо на 67°, девяносто восемь дней в Странде, на 66°47′ и девяносто три в Скиботтене на 69°28′.

— И каковы ваши выводы?

— Солнце, вместо того чтобы стоять в небе четырнадцать с половиной часов, как на широте Парижа, в Хальсне стоит восемнадцать, в Бодо — двадцать с половиной и двадцать два часа в Скиботтене при температурах 13°, 11°3′, 10°9′ и 10°7′. Кстати говоря, итог умножения температуры на количество часов, в течение которых растение облучено солнечными лучами, во всех случаях одинаков.

— Отлично, мой мальчик. А теперь, не думаете ли вы, что длительное воздействие световых лучей способствует процессу созревания, вернее усиливает его и у наиболее близко стоящих к растениям примитивных одноклеточных организмов, находящихся в лагуне?

— Охотно в это верю.

— А я это утверждаю. Если бы солнце сияло здесь двадцать и двадцать два часа, как в тех странах, о которых вы только что упомянули, если бы даже оно оставалось на нашем горизонте в течение многих месяцев, как на Полярном круге, наши амебы, наши планеады, наши брюхоногие и прочие развивались бы куда быстрее и давали бы куда больший прирост.