Cемен Слепынин - Фарсаны

На ее серьезном лице скользнула уже знакомая мне улыбка, печальная и слегка ироническая.

— Нет, не то, — смутился я. — Мне понравилась яркая поэтичность речи.

— Но все это форма выступления. Я согласна с тобой: речь его временами просто талантлива. Мой отец вообще, к сожалению, очень талантливый человек.

— Почему к сожалению?! — удивился я.

— Ну, об этом долго рассказывать. Моего отца по-настоящему мало кто знает, — медленно и с грустью проговорила она. Немного помолчав, она спросила:

— Как все-таки ты относишься к выступлению моего отца? Я имею в виду, конечно, содержание, а не форму.

— У меня к нему двойственное отношение.

— Двойственное? — снова удивилась она. — Какое может быть двойственное отношение к столь путаной, ошибочной философии.

— Согласен: в речи твоего отца много путаницы и ошибок, — заговорил я свободно, отделавшись, наконец, от смущения. — Но, с другой стороны, она привлекает своим бунтарским характером. В ней звучит проповедь бунта мыслящего духа против враждебных сил Космоса, стремление к построению цивилизации исполинской и вечной.

— Ого, ты начинаешь усваивать стиль речи моего отца, — рассмеялась Аэнна. Затем спросила: — И что же нужно делать? Неужели для этого необходима борьба во вселенском масштабе, завоевание населенных планет, грабежи научно-технических достижений и, чтобы не выродиться, господство жителей Зурганы над всеми мыслящими обитателями Космоса?

— Нет, конечно… — начал я.

Но в это время Аэнна воскликнула:

— А вот и твой кумир идет! Посмотри.

В парке появился Вир-Виан в сопровождении нескольких шеронов. Среди них я увидел высокого лысого старика, который громко кричал на Круге “хау”.

— Ты подожди меня, — сказала Аэнна, вставая, — я на минуту подойду к отцу, спрошу, когда мы будем возвращаться домой.

Вернувшись, Аэнна весело заговорила:

— А знаешь, ты пользуешься у моего отца большим успехом. Он хочет поближе познакомиться с начальником первой межзвездной экспедиции. Он дал мне понять, что было бы неплохо, если бы я пригласила тебя в наш дом. А ведь мой отец — нелюдим.

Вир-Виан, оживленно беседуя с шеронами, остановился недалеко от нас. Шероны часто оборачивались и смотрели в нашу сторону. Один из них был до того стар, что его щеки обвисли и болтались, как салфетки.

— Пойдем отсюда в аллею гелиодендронов, — предложила Аэнна. — Друзья моего отца — не очень приятное зрелище.

В аллее гелиодендронов мы шли некоторое время молча, прислушиваясь к приятному гулу ночных насекомых, перелетающих с одного светящегося цветка на другой. На черном небе огненной росой сверкали звезды. Среди них выделялись ярким блеском Туанга — царица северного неба.

— Туанга! — задумчиво заговорила Аэнна. — Когда я смотрю на нее, мне кажется, что там, в немыслимой дали, живут на цветущей планете невыразимо прекрасные существа. Их разум сверкает подобно голубой звезде Туагне, словно вобравшей в себя весь свет мирового пространства. И никакие черные провалы Космоса не затмят этот блеск, никакие вселенские катаклизмы не сокрушат могучую цивилизацию, вставшую на путь вечного совершенствования и развития. Со временем и наша Зургана станет такой же. И тогда две прекрасные цивилизации, разделенные огромным расстоянием, найдут друг друга, сольются, чтобы стать еще могущественней и прекрасней, чтобы в неизмеримых глубинах Космоса искать себе подобных. И так без конца. Разум Вселенной будет разгораться все ярче и ни когда не погаснет, не станет жалкой игрушкой в руках гигантских стихийных сил. Перед ним вечная борьба с природой, вечная и неутолимая жажда творчества и познания.

Смутившись, Аэнна усмехнулась и сказала:

— Вот видишь, я тоже начала выражаться патетически, как и мой отец. Но я иначе, чем он, представляю развитие мирового мыслящего духа. Конечно, разумные обитатели отдельных планет, достигнув определенного и даже сравнительно высокого уровня развития, все же, вероятно, гибнут в потоке всесокрушающих враждебных сил Космоса. И задача могучих цивилизаций не покорять их, не господствовать над ними, а помогать. Здесь я не согласна с моим отцом и его горячим единомышленником.

— С каким единомышленником? — спросил я. — Это с тем тощим и лысым шероном?

— Да нет же, я имею в виду тебя, — рассмеялась Аэнна. Но слова ее звучали скорее дружелюбно, чем насмешливо.

— Это же клевета, Аэнна, — возразил я. — Идея агрессии, этакого космического разбоя, у меня вызывает отвращение. К тому же я считаю, что величайшие достижения науки неотделимы от высшей гуманности. Покорение других планет, господство над ними вообще невозможны нигде и никогда. Само по себе освоение Космоса предполагает такой высокий уровень сознания, который исключает все это.

— Ты так думаешь? А напрасно. То есть мысль вообще-то правильная, но не во всех случаях. Конечно, на подавляющем большинстве населенных планет общество разумных существ развивается в принципе таким же путем, как и у нас на Северном полюсе. Развитие смутных эпох завершается великим переворотом, установлением гармонического общества на всей планете. Однако не исключена и другая возможность. На какой-нибудь планете цивилизация, даже достигнув необычайных научно-технических высот, может получить уродливые, злые, антигуманистические формы. Ведь перед нами пример не только Северного полюса, но и Южного, где иерархический общественный строй держался тысячелетиями при очень высокой культуре. Почему-то у нас недооценивают историю многовекового господства шеронов, считая это господство высококультурной расы чем-то случайным, незакономерным. Расскажи, например, что ты знаешь о шеронате?

Я вспомнил то, что говорили нам об истории Южного полюса в высшей школе астронавтов.

— Однако немногому вас учили. Я так и знала, что история Юга недооценивается. Факты ты, конечно, знаешь, но без глубокого проникновения в них. Ты астронавт и тем не менее не понимаешь космической опасно сти, заключенной в самой идее шероната. Предположим — а такая возможность не была исключена, — что иерархический строй шеронов распространился бы на Северный полюс. В этом случае шеронат на планете сохранялся бы еще многие столетия и вышел бы во Вселенную, стремясь к космическому господству. В сущности, к этому и сводилось все выступление моего отца. Он призывал Всепланетный Круг к мирному восстановлению шероната, не особенно на это надеясь. Для убедительности он использовал философские софизмы, устрашая слушателей грядущим вырождением и гибелью вселенского разума. Он настолько одержим этой идеей, что не прочь бы прибегнуть к военному возрождению шероната. Но для этого у него нет таких условий. Большинство шеронов его не поддержит. А самое главное, нет основной военной силы шеронов — фарсанов, все они погибли в войне с северянами. Я специально занимаюсь древней историей шеронов и их воинственных фарсанов и с удовольствием расскажу об этом подробнее. Тебе, астронавту, это полезно знать. Хочешь послушать?