Грег Бир - Корпус-3

Шипастая рука подается назад — она молотит из стороны в сторону, двигаясь по огромной, страшной дуге. Поверхность пузыря покрывается новыми каплями. Я чую отвратительный, сладкий запах человеческой крови и едва удерживаюсь, чтобы не заскулить. Если я издам хоть звук, то мои рыдания превратятся в вопли, — я точно знаю, что это существо обожает, когда кто-то живой вопит.

Тут я слышу стон. Это не девочка, и не Костяной Гребень — Собиратель, ведь тот крякал, — и возможно, мой пузырь залит его кровью. Снаружи идет бой. Коричневато-красная рука, сжимающая кого-то, размахивается и бьет по пузырю, отчего все скопление дрожит и трясется.

Я выползаю из-за дивана, вновь хватаюсь за ремень и двигаюсь прочь от центра. Вход в «пузырь» почти рядом. Сила тяжести разворачивает его вниз, к периферии Корабля. Надо вытащить себя наружу и спрыгнуть, пока красная рука меня не схватила. Надеюсь, она только одна, а не целый клубок…

Но прежде чем я успеваю что-то предпринять, свет загораживают тени. В отверстие с хрустом проникает что-то темное — сложившись вдвое, ногами вперед. Ладонь, сжатая в кулак, так близко, что едва не касается моего носа.

Я отталкиваюсь от дивана, лечу в сторону и, к своему ужасу, на секунду оказываюсь лицом к лицу с Черно-синим — Толкарцем, который торчит в отверстии, словно пробка. Ему так больно, что он меня не видит. Его веки дрожат, затем закрываются. Рот распахнут.

Рука отходит назад. Тени отступают. Сила тяжести тянет всех нас против часовой стрелки и к периферии Корабля. Я застрял в «пузыре», и сейчас это к лучшему — Черно-синий перекрыл собой вход. Слева в стенке отчетливо видно отверстие, ведущее в другие «пузыри». Оно небольшое — девочка или я пролезли бы, а для существа с шипастой рукой, я надеюсь, оно слишком узкое.

Корабль продолжает раскручиваться.

Тело Толкарца выпадает наружу. Сквозь заляпанную кровью стенку я вижу, как падают сначала его внутренности, а затем и он сам.

Страха я не чувствую. Смерть не имеет значения — это было ясно с самого начала. Я просто пара глаз на тонкой шее, к которой прикреплены мозг и руки-ноги.

Прежде чем ускорение достигает максимума, я переползаю в другой «пузырь» — тот, где раньше была девочка. Сейчас здесь никого нет, и крови не видно. Я нахожу еще один пакет — ее пакет, и быстро перекладываю его содержимое — полбутылки воды и остаток кекса — в свой. Затем возвращаюсь в свой «пузырь». Уцепившись за края отверстия — того, в котором застрял Черно-синий, — я ненадолго зависаю, затем разжимаю пальцы.

Затем мне остается лишь падать, падать по дугообразной траектории. Корабль достигает максимального ускорения прежде, чем я успеваю приземлиться, и я понимаю, что ошибся в расчетах. Едва не пролетев мимо моста, я с размаху встаю на ноги и валюсь на спину. Очень больно. Меня тошнит, и кружится голова.

Надо мной скопление «домиков», а в нескольких метрах, на перилах, — труп Толкарца.

Остальных нигде не видно.

Я встаю и бросаю взгляд на грязный «снежок», который снова проходит над Кораблем. За «снежком» видна еще одна часть Корабля — та, которую я не мог разглядеть во сне. То, что я вижу, то, что не спрятано за твердой коркой поверхности «снежка», напоминает часть длинного веретена — широкое в середине, сужающееся к концу. Сон не обманул: другие части Корабля действительно существуют. Возможно, жизнь там лучше, более упорядочена, чем здесь. Возможно, я смогу туда добраться.

Но думать об этом сейчас без толку.

Я прохожу последние сто метров до края моста. Затем оборачиваюсь и смотрю назад — «наверх», по направлению к центру Корабля, на скопление полупрозрачных «пузырей», которые кто-то превратил в дома — или в ловушки с приманками из пищи и воды.

Созданные тем, кто ждет, пока ты не заснешь.

Несмотря на испуг и неудачное падение, я чувствую, что пища и отдых придали мне сил. Мозг анализирует длинный список фрагментов информации, загадок и проблем, пока не приходит к очевидному решению — неприятному, но вынужденному.

Я разворачиваюсь и иду обратно по мосту — туда, где висит безжизненное тело Толкарца. Одежда ему больше не понадобится. Я стаскиваю его с перил и раздеваю, нашептывая какие-то бессмысленные извинения.

Знал ли он, какое имя дала ему девочка? На ткани удивительно мало пятен крови — особенно если учесть, что его практически выпотрошили. Слово «выпотрошили» мне не нравится, совсем не нравится.

Одежда на мне висит, но я подворачиваю штанины, закатываю рукава и шагаю дальше.

Скоро придет холод.

Пора снова гнаться за теплом.

У меня есть вода — две наполовину заполненные бутылки, еды хватит на день-два. Хотя без часов время теряет очертания. Каждая раскрутка длится часа четыре, точно определить невозможно. Я уже голоден. Похоже, голод останется со мной навсегда.

Этот коридор широкий, а в сечении — прямоугольный. Справа — пешеходная дорожка с перилами, слева за двойной оградой с перекладинами — лестница, да и только! — из прозрачного «колпака» тянутся два желоба. По таким желобам могли бы катиться огромные шары, ехать поезд или другой транспорт. Я дивлюсь размерам объекта, его очевидному дизайну и не менее очевидному отсутствию обитателей — пассажиров.

Сколько колонистов обеспечивал бы этот корабль — предположительно один из трех, — если бы находился в рабочем состоянии? В голову приходит страшная мысль: возможно, он уже в рабочем состоянии. Возможно, мы все что-то натворили, и в наказание нас поместили в эту суровую среду обитания. Возможно, это место, наполненное существами, которые строят ловушки и убивают, тюрьма для ненужных людей, незаконнорожденных и слуг.

Но существа не всегда пожирают убитых — в «пузыре» остался полуразложившийся труп.

Только теперь я задумываюсь о том, что стало с трупом, пока мы спали. Может, кто-то пришел и съел останки — выждав положенное время, чтобы они «созрели»?

На полу и стенах куски тканей, пятна крови и других жидкостей. Я останавливаюсь, изучаю подтеки, отпечатки ладоней — и нахожу острые кончики сломанных оранжевых игл. Еще одна схватка. Наверное, Собиратель и Сатмонк ранили существо, которое убило Толкарца. Но зачем кому-то понадобилось тащить их так далеко? Куда оно их несло?

В укромное место, чтобы там съесть. Оно, как и ты, гонится за теплом.

Освещение тускнеет. Впереди на ограждении висит что-то большое и темное — еще один мертвый «чистильщик». Подойдя ближе, я замечаю, что тело разорвано или разрезано на несколько больших частей. Панцирь расколот, повсюду темная маслянистая жидкость.

Других трупов не видно — разве что они придавлены «чистильщиком». Я поднимаю плоскую безжизненную лапу: человеческих останков под ней нет. Я протискиваюсь мимо разбитого панциря, конечностей и голов, почему-то вызывающих жалость, — их три, как и раньше, с блестящими незрячими глазами.