Грег Бир - Корпус-3

Смотреть наверх я не смею. Существо скрежещет, скользит и снова застревает, затем снова скрежещет. Никаких попыток вылезти, никаких признаков тревоги или страха.

В шахте стремительно темнеет, и я чувствую, как движется поток воздуха. Затем огромная черная фигура со свистом проносится мимо, задевая мою рубашку. Я поднимаю взгляд как раз в ту секунду, когда вслед за чистильщиком пролетают еще два тела — точнее, их части. Один Красно-коричневый — только голова и плечи с ошметками гнилого мяса и свернувшейся крови. Другой более похож на меня — возможно, мужчина, высокий и дородный. Лица не видно. Одет в красноватый комбинезон, повреждений на теле нет. Кожа примерно того же цвета, что и у меня. Возможно, это Костяной Гребень.

Клубок тел падает. Мягкие мертвые звуки стихают, растворяясь во тьме. Только теперь до меня доносится еле ощутимый запах обгорелого мяса.

Тот факт, что я выжил, почему-то меня веселит. Я зашел так далеко, превратился в бесчисленное множество — я не просто эксцентрик, я дурачок. Мысль о своей жизни вызывает у меня безумный смех. Наконец я прекращаю смеяться, набираю в легкие как можно больше воздуха, давя позывы к рвоте, и продолжаю путь. Подтягиваясь, лезу наверх, повинуясь инстинкту.

Отсюда и дальше часть стены покрыта спиральными разводами сажи и масляно-радужными пятнами. Поверхность подверглась тепловой обработке, обгорела, однако перекладины лестницы не пострадали… пока что держатся.

Еще час.

Теперь мне уже не так весело. Я думаю о том, не выбрал ли я тот же путь, что и мой предшественник, о том, удалось ли моим копиям пройти по одному или обоим разветвляющимся коридорам. Сажи на стенках все больше. И вдруг мне становится ясно, что произошло.

Вихрь невероятно горячего воздуха или даже огня пронесся по шахте и встретил препятствие в виде чистильщика, который просто выполнял свою работу. Существо умерло и застряло в шахте, а потом его завалило мусором, в том числе частями тел.

Это словно война.

Это и есть война.

Еще полчаса, и я добираюсь до конца шахты — не того, каким он был задуман, а раздробленного, обугленного обрубка, который открывается в темную вонючую мерзость.

Я вижу картину невероятного разрушения.

Расплавленный, покрытый трещинами край шахты поднимается на три метра над клубком из разрушенных переборок, труб и фрагментов настила. Я высовываю голову и осматриваюсь.

Я на одной из сторон цилиндрического помещения приблизительно шестидесяти метров в диаметре. Мой вес значительно меньше, чем в начале пути, — возможно, теперь я на полкилометра ближе к центру корпуса. Если пройти еще дальше, гораздо дальше, то раскрутка превратится лишь в досадную помеху — и тогда мой вес уже можно будет не принимать в расчет.

Понять, что здесь произошло, каким это место было раньше и какие функции выполняло, невозможно. Всепроникающий горьковато-цветочный запах вызывает тошноту. Все вокруг покрыто радужной пленкой. Я касаюсь пальцем внешней поверхности стенки шахты; он лоснится. Я подношу его к глазам и даже в тусклом свете оставшихся лампочек вижу, что пленка пытается собраться в капли, организоваться. Мое тело ей совершенно ни к чему.

Я вытираю палец о внутреннюю поверхность стенки шахты, и пленка соединяется с другими переливчатыми пятнами, мигрирует к разлому. Пятна растекаются, пытаясь образовать своего рода «повязку»; пленка хочет покрыть поврежденную поверхность и начать… что? Ремонт?

Корабль умеет чинить себя без помощи факторов? Или же пленка — еще один фактор, живой инструмент?

На противоположном краю помещения возникает движение. Через завалы карабкается что-то большое — цепляется за выступающие части, время от времени останавливаясь. Блестящий черный корпус в виде усеченного конуса с юбкой или бахромой и двенадцать длинных гибких сочлененных конечностей, которые деликатно ощупывают и двигают обломки, словно собирая по частям разбитую вазу. Фигура издает негромкие звуки — «уип» и «уирр» — уныло, ошеломленно. По корпусу, бахроме и расходящимся в разные стороны конечностям бегут полоски синего и красного света.

Какой-то кусок отламывается и летит в мою сторону, по пути задевая коноид. Бахрома идет волнами, конечности ощупывают вонючий воздух. Возможно, это ремонтник — именно его и ожидаешь увидеть среди разрушений. Он оценивает ущерб, и счет за ремонтные работы ему совсем не по душе.

Далеко наверху виден пролом в переборке, а за ней что-то вроде холодного пламени. Через пролом протискивается еще один ремонтник и мчится к товарищу, по пути сбивая другие обломки. Я ныряю обратно в шахту — сверху падает труба, заваливается набок и, покачавшись, замирает. Я снова выглядываю: ремонтники соприкасаются конечностями и с достоинством издают мелодичные трели.

Когда начнется очередное замедление, я попытаюсь перепрыгнуть к пролому — за ним, похоже, еще одна камера. Не знаю, повреждена ли она и можно ли в ней находиться, но вонь, которая стоит здесь, просто невыносима.

Интересно, что станет с мусором во время замедления — как он зависнет, как изменится его расположение? У меня уже есть опыт общения со свободно падающими обломками, и повторять его я не желаю. Конечно, можно нырнуть обратно в шахту и спрятаться, однако нет никаких гарантий, что мусор не завалит отверстие. Нет, мой единственный шанс — дождаться полного замедления и пулей лететь к проему, надеясь на лучшее.

Прикинув в уме расстояние и направление, я ищу относительно гладкую поверхность, от которой можно оттолкнуться.

По какой бы траектории я ни двигался, я сумею преодолеть всего две трети пути. Ширина пролома — три метра: слишком крошечная цель, чтобы попасть в нее с одного прыжка.

В сиянии возникает какой-то силуэт — возможно, голова. Мне плохо видно: едкий воздух жжет глаза, а вытирать их сейчас я не хочу, будет только хуже. Когда перед глазами наконец проясняется, в проломе ничего нет.

Уверен, пленка уже покрыла мою одежду; еще немного, и эта дрянь набьется в легкие и убьет меня.

Начинается крен. Я хватаюсь за перекладину лестницы. Вокруг катится, кувыркается, падает мусор. Большие обломки высвобождаются, дрожат и вращаются. Помещение превратилось в шумный цирк — куски мусора бьются друг о друга, звенят, двигаясь в сторону, противоположную той, в которой вращается Корабль. Наконец мусор собирается в неплотный ком, отскакивающий от стен. Когда замедление прекращается, обломки неторопливо, будто слоны на прогулке, дрейфуют, пересекая намеченную мной траекторию. Ремонтников не видно. Если они столько продержались, то сейчас скорее всего висят где-нибудь в сторонке и терпеливо ждут начала ускорения.