Айзек Азимов - Приход ночи

– Сначала налетел песок, а за ним ветер, – пробормотал Балик. – Ветер подхватил весь свежевыпавший песок и унес на юг. Это чудо, Сиферра, иначе не скажешь. Смотри – земля изрыта, с нее смело весь верхний слой. Эрозия, которая иначе шла бы пятьдесят лет, произошла за пять минут…

Сиферра, почти не слушая Балика, схватила его за руку и повернула спиной к главному сектору их раскопок.

– Смотри сюда.

– Куда?

– На холм Томбо.

– Боги! – ахнул широкоплечий стратиграф. – Его раскололо как раз посередине.

Холмом Томбо назывался бесформенный курган средней высоты минутах в пятнадцати ходьбы к югу от центра города. Его никто толком не раскапывал вот уже сто лет, со времен второй экспедиции великого пионера Гальдо 221-го, а Гальдо не нашел в том холме ничего заслуживающего внимания. Считалось, что это мусорная куча, насыпанная за долгие века жителями города – может быть, интересная сама по себе, но по сравнению с чудесами, которыми изобиловал Беклимот, малозначительная.

Однако теперь холм Томбо, похоже, принял на себя самый мощный удар бури, которая за один миг сделала то, чего не удосужились сделать целые поколения археологов. Курган расколола широкая змеевидная трещина, обнажившая подобно ужасной ране, его внутренности. И Сиферре с Баликом, проведшим в поле не один сезон, хватило взгляда, чтобы осознать всю значительность того, что предстало перед ними.

– Город под слоем мусора, – произнес Балик.

– Да не одно, а, возможно, несколько напластований, – сказала Сиферра.

– Ты думаешь?

– А посмотри-ка налево. Балик свистнул.

– Ты говоришь про ту стену в решетчатом стиле, что выглядывает из-под угла циклопического сооружения?

– Про эту самую.

Сиферру пробрала дрожь. Они видела, что и Балик поражен не меньше – он широко раскрыл глаза и побледнел.

– Во имя Тьмы! – хрипло вымолвил он. – Что же это такое, Сиферра?

– Не знаю. Но хочу выяснить прямо сейчас. – Она оглянулась на скалу, под которой по-прежнему жались в ужасе Туввик и его люди – они все еще воздевали руки и бормотали молитвы, как заведенные, точно не понимали, что благополучно спаслись от бури. – Туввик! – вскричала Сиферра, делая ему энергичные, почти сердитые знаки. – Выходи оттуда и рабочих выводи! Есть дело!

Харрим 682-й был здоровенный как бык мужчина лет пятидесяти, с буграми мускулов на руках и на груди и с хорошим изолирующим слоем жира сверху. Ширин, наблюдая за ним через глазок в дверях палаты, сразу решил, что они поладят.

– Мне всегда были симпатичны люди, так сказать, плотного сложения, – пояснил он Келаритану и Кубелло. – Поскольку я и сам почти всю жизнь был таким. Но этаких мускулов, конечно, никогда не имел. Я везде мягкий – кроме как здесь, – постучал он по голове. – А кто Харрим по профессии?

– Докер, – сказал Келаритан. – Тридцать пять лет в Джонглорском порту. Билет на открытие Таинственного Туннеля выиграл в лотерею. Взял с собой всю семью. Они все пострадали в разной степени, но он – больше всех. И очень угнетен тем, что он, такой большой и сильный мужчина, так оплошал.

– Могу себе представить, – сказал Ширин. – Я приму это к сведению. Ну это ж, поговорим с ним?

Они вошли в палату. Харрим сидел, глядя на вертящийся куб, отбрасывающий разноцветные блики на стену против его койки. Узнав Келаритана, он довольно приветливо улыбнулся, но застыл, увидев Кубелло, вошедшего вслед за директором, и совсем одеревенел, заметив Ширина.

– Кто это? – спросил он Келаритана. – Тоже адвокат?

– Нет-нет. Это Ширин 501-й из университета Саро. Приехал, чтобы помочь нам вылечить вас.

– Еще один умник, – фыркнул Харрим. – С вас-то мне немного было толку.

– Вот это верно, – сказал Ширин. – Единственный, кто может помочь Харриму по-настоящему, это сам Харрим, не так ли? Вы это знаете, и я знаю – и, может быть, мне удастся внушить это больничному персоналу. – Ширин присел на край кровати, которая затрещала под его тяжестью. – Ну, по крайней мере, у них тут хоть кровати приличные, раз выдерживают нас с вами одновременно. Значит, вы не любите адвокатов? Я тоже, друг мой.

– Им бы только воду мутить, – сказал Харрим. – Штукари. Заставляют тебя говорить не знаю что – мы, мол, тебе поможем, если скажешь так-то и так-то – а потом твои же слова против тебя и оборачивают.

Ширин посмотрел на Келаритана.

– Скажите, Кубелло обязательно присутствовать при нашем разговоре? Мне кажется, без него будет несколько легче.

– Я уполномочен принимать участие во всех… – холодно начал Кубелло.

– Прошу вас, – не столько вежливо, сколько твердо сказал Келаритан. – Ширин прав. Трое посетителей сразу – это слишком много для Харрима, во всяком случае, сегодня. И вы уже слышали его рассказ.

– Ну, знаете ли… – помрачнел Кубелло. Однако тут же повернулся и вышел.

Ширин потихоньку сделал знак Келаритану, чтобы тот сел в дальнем углу. И обратился к больному, улыбаясь как можно теплее:

– Тяжело вам пришлось, верно?

– И не говорите.

– Сколько вы уже здесь?

– Наверно, неделю или две, – пожал плечами Харрим. – А то и дольше. Не знаю. С тех пор как… – он умолк.

– Как побывали на Джонглорской Выставке? – подсказал Ширин.

– Ну да, как побывал в том Туннеле.

– Значит, побольше двух недель.

– Да? – Харрим посмотрел на него невыразительными глазами. Он не хотел знать, сколько времени провел в больнице.

Ширин начал по-другому:

– Вам, поди, и не думалось, что придет такой день, когда вы соскучитесь по своим докам?

– Вот уж что верно, что верно, – ухмыльнулся Харрим. – Чего бы я не дал за то, чтобы завтра опять таскать ящики. – Он посмотрел на свои руки – большие, сильные, с толстыми сплющенными пальцами, один из которых был скрючен после какого-то давнего несчастного случая. – Я совсем размяк, пока здесь валяюсь. К тому времени, как вернусь на работу, с меня и проку-то никакого не будет.

– Ну, а что вас тут держит? Почему бы вам не встать, не переодеться в свою одежду и не уйти отсюда?

Келаритан из своего угла предостерегающе пробормотал что-то. Ширин сделал ему знак молчать.

– Прямо вот так встать и уйти? – растерялся Харрим.

– Почему бы нет? Вы ведь не в заключении.

– Но если я так сделаю… если так сделаю… – забормотал грузчик.

– Что тогда?

Харрим долго молчал, понурив голову и наморщив лоб. Несколько раз он порывался заговорить, но осекался. Психолог терпеливо ждал. Наконец больной сказал напряженным, хриплым, сдавленным голосом:

– Не могу я отсюда уйти. Это все из-за… из-за… – он перебарывал себя, – …из-за Тьмы.

– Из-за Тьмы, – повторил Ширин.

Слово повисло меж ними, как нечто осязаемое.

Харрима это беспокоило, даже коробило. Ширин вспомнил, что среди людей класса Харрима это слово не принято употреблять в обществе. По их понятиям, оно имеет то ли непристойный, то ли богохульный смысл. Ни один житель Калгаша не любил задумываться над тем, что такое Тьма, и чем необразованнее был человек, тем страшнее представлялась ему мысль о том, что все шесть дружественных солнц могут разом исчезнуть с небосвода и тогда настанет полнейшая Тьма. Эта мысль не укладывалась в голове – буквально не укладывалась.