Ростислав Гельвич - Полиция реальности

Я коротко сказал, лениво глядя в окно. Достаточно очевидная вещь, наверняка мой собеседник просто подначивал меня, вот я и поддался.

— Телевизор и салат. Авитаминоз, и информационный голод. Что за информацию выдал хоть?

— В основном о миграциях Объектов. Через полтора месяца, ожидается стая домозвонов, примерно так в триста существ.

— Домозвоны. Они же янари. Снова японский сегмент.

— Не только японский, они везде встречаются.

— Да все равно, безвредные твари. И что, это все? Сплошная чепуха?

— А чего ты ждал? — Евгений Павлович посмотрел на меня удивленным взглядом, и далее изрек менторским тоном — Мальчик, опасные Объекты мы и сами контролировать можем. Опасный Объект, он как передвижной балаган — шумит и светится, его издалека видно. Самые простые Объекты, контролировать нелегко.

Меня уязвила эта нотация. В небольшом запале, с каплей справедливого негодования, выдал историю про Гуараггед Аннон, произошедшую со мной ранее.

— А что? Это же фейри. Чаще всего, они безвредные. А те что вредные — уже не лезут на рожон. К тому же… — тут, этот худой и чопорный человек, вполне явственно замялся, кашлянув в кулак, сам того не замечая, крутя пуговицу второй рукой — Гуараггед Аннон…. Их очень много на территории Великобритании. Плюс Ирландия, Шотландия. Я там работал, приходилось общаться. Цел, как видишь.

Я не стал развивать эту тему. Никак не выдал даже возникшую усмешку. Все его эмоции, мысли, впервые за период моего с ним общения, великолепно проглядывались на его лице. И мне хотелось над ним посмеяться. Мысль о том, чтобы испытывать нежные чувства к Объекту, казалась глупой.

— Понятно. — я немного подумал, и спросил — А что потом случилось с этим Александром?

— Откуда же мне знать? Использовали амнезиак скорее всего. Вряд ли фейри снова пошла с ним на контакт. Странное дело… — и опять, он впал в состояние слабости — Ведь почти как люди. А такие, порой, пугливые… можно сказать донельзя.

— Наверное, это к лучшему.

Евгений Павлович глядел на меня вопросительно, поэтому я продолжил. В этот момент, мы ехали по относительно ровному участку дороги, без ям и ухабин. Говорилось легко, можно даже сказать с вдохновением.

— Испытывать чувства к Объекту. Я считаю это странным.

— Что конкретно ты считаешь странным?

— Я же сказал.

— Ну ладно, сказал. И почему?

— Как почему? — я постучал пальцами по стеклу, смотря на них, не на собеседника — Объект — это объект. Человек — это человек. Они разные.

— Надо же, как ты заговорил. И что? Поройся в голове, найди хотя бы один прецедент, когда отношения человека и Гуараггед Аннон, приносили первому вред.

— Почему только человек и аннон?

— Ты сам заговорил конкретно о них. — видимо, я задел Евгения Павловича. Он не особо повысил тон, но было ясно что вышел из себя. Щурил глаза, как раздраженный кот. — Вот значит и давай вести речь о них.

Я не мог парировать его аргумент. Никаких минусов, кроме отсутствия детей — если считать это минусом — в отношениях человека и озерной девы не наблюдалось.

— Ага. Вот видишь. Теперь второе. Человек это человек — замечательно. Объект это объект — тоже замечательно. И чем первый хуже второго? Или чем второй хуже первого?

— А вы что, считаете, что человек может иметь отношения с нуппепоу, допустим-то?

— Нет, Коля, не пори чепухи. Речь не о такого класса Объектах, и ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.

— Хорошо. — я сжал кисть в кулак — Да, я согласен, что человек и Объект класса Гуараггед Аннон, не настолько отличаются друг от друга, чтобы причинять обоюдный вред. Что дальше?

— А дальше, Николай, вопрос номер три. Что плохого, в отношениях, по сути своей?

Я посмотрел прямо в лицо собеседнику, и увидел улыбку. Не ухмылку. Улыбку. Он понимал или знал то, что никак не удавалось понять мне. Действительно. Я хорошенько задумался. Несколько минут яростных самокопаний, привели к простому выводу.

— Да много чего плохого. Всего и не перечислишь.

Ответом мне были шутливые хлопки в ладоши. Евгений Павлович в открытую чуть ли не хохотал надо мной.

— Ну, вы посмотрите. Умудренный жизнью и опытом старец, рассуждает о том, хороши или плохи отношения. Давно аскезу принял?

Я молчал, снова барабаня по стеклу.

— Молчишь. Вот и правильно. Вот и молчи. Ты чего-то не понимаешь? Это не порок, скорее недостаток возраста. А вот называть что-то глупым только потому, что ты этого не понимаешь — уже самая настоящая глупость. Ты ведь умный парень, Николай, почему несешь такую чушь?

Если бы нашелся в моей голове ответ, я бы ответил. Действительно. Осознание того, что я действительно нес полную чушь, раскрыло себя полностью. И мне хотелось что-то сказать, чтобы выразить признание своей неправоты.

И что-то внутри меня, мешало мне это сказать. Как заслонка, полностью блокировало любую генерацию мыслей на эту тему. Я понимал ошибочность своих рассуждений. Умом понимал, целиком и полностью. Сердцем же и душой, если можно так сказать, признать свою неправоту мне возможным не представлялось. Снова то ощущение, будто бы выпил кофе, и съел вкусную шоколадку — тепло растеклось из центра груди, подбадривая меня.

Поэтому, я покачал головой. И сказал:

— Каждому свое.

На что, Евгений Павлович ответил:

— И действительно, чего это я.

Водитель хмыкнул, тем самым поставив точку во всем этом странном разговоре. Он ни разу не дал о себе знать, с тех пор как мы выехали. Я видел его глаза в зеркале заднего вида. Он смотрел только вперед, не на нас.

Мы подъехали к большому зданию, напоминавшему завод. Оно тоже было старой постройки, из красного кирпича, прямо как редакция в городе. И действительно оказалось заводом, если бы точным, то маргаринной фабрикой. Причем, я не сказал бы, что бездействующей — даже сидя в машине, возможным было услышать людской шум из внутреннего двора.

Наша машина остановилась у ворот, водитель просигналил пару раз. Ворота открылись почти тут же, несмотря на то, что были старые, с ржавчиной, и яркой красной звездой в середине.

— Как-то несерьезно у вас тут все. — сказал я, осматривая внутренний дворик.

Он не был особо большой. И не был особо обустроенный. Пара самодельных собачьих будок, чьи обитатели лениво валялись в высхошей луже. Пост охраны, в паре шагов от этих самых будок — пузатый обитатель небольшой пристройки, огладил густые усы, провожая машину взглядом. Еще, ходили люди. Рабочие, и прочий персонал. Грузчики загружали коробки в видавший виды грузовик.

Евгений Павлович подал голос.

— Конечно, несерьезно. Это же передний вход. Тут у нас маргаринный комбинат.

— Я вижу — указал я рукой на вывеску — Просто, ожидал другого.

— Да тут не особо опасные объекты же. Всего четыре евклида, и те уже лет по тридцать каждый тухнут. Тихо и безопасно. Это тебе не американский сегмент, где единственный близкий к гражданскому персонал — это сотрудники класса D.