Владимир Пузий - Поколение обреченных

Владимир Пузий

Поколение обреченных?..

(на выход альманаха "Фантастика", литературной серии "Перекресток")

В Харькове появился новый журнал русскоязычной фантастики, и это не может не радовать. Тем более, что, по сути, нынешний альманах лишь реинкарнация известного многим "Перекрестка" -- серии элитарной фантастики, издававшейся в свое время творческой мастерской "Второй блин". Ну а "Блином", как известно, руководят Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, больше известные в читательско-издательском мире как Генри Лайон Олди.

Посему открывал я пилотный выпуск альманаха с вполне законным предвкушением. Тем паче, что по трем предыдущим, твердообложечным "Перекресткам", знал: здесь найдется что почитать. Ведь большинство прежних авторов "Перекрестка" (и Дашков, и Валентинов, и Чешко, и сами Олди) нынче -- маститые писатели, на счету которых как минимум по две-три сольных книги, не говоря уже о многочисленных публикациях в прессе и т.д. Ну-с, начнем.

Прежде всего пару слов об оформлении. Ну какой же читатель "Перекрестка" давнишнего не помнит великолепных, своеобразных иллюстраций Печенежского? Увы, в обновленном альманахе их нету (правда, не исключено, что в последующих выпусках появятся). Да и, в общем-то, не в иллюстрациях, согласитесь, дело. Дело в текстах.

Почти все авторы пилотного выпуска альманаха -- известные (но уже "уже") писатели: Г. Л. Олди, В. Угрюмова, А. Дашков, С. Герасимов, А. Корепанов и А. Щупов. Согласно политике обновленного "Перекрестка", в нем представлены произведения малой и средней формы, то бишь, рассказы и повести, которым нынче так мало внимания уделяет современный издатель: что поделаешь, "мелочь" издавать под твердой обложкой коммерчески не выгодно. Зачастую эта политика не дает возможности читателю ознакомиться с новыми рассказами или повестями любимого автора, ведь не у всех есть доступ к Интернету, где, как правило, лишь и можно отыскать "мелкие произведения". Но вот они, на бумаге.

Г. Л. Олди. "Жизнь, которой не было". Те, кто знаком с творчеством "харьковского англичанина", согласятся со мной, что оно предсказуемо непредсказуемо. То есть, всегда знаешь, что открывая новую вещь Олди, рано или поздно (а скорее всего -- постоянно) тебя ожидает сюрприз. Кто-то сказал, что у книги есть два показателя: язык и сюжет, -- если хоть один из них зачаровал читателя, тот не отложит ее, пока не прочтет. У Олди "имеют место быть" и то, и другое, причем в равной степени высокого уровня. "Жизнь, которой не было" -- не исключение. Рассказ напоминает утонченное стихотворение в прозе и, пожалуй, единственный из всего сборника хоть немного выбивается из той жутковатой тенденции, которую поневоле замечаешь (и чем ближе к концу "Перекрестка", тем отчетливее).

Отнюдь не случайно в заглавие этого обзора вынесена цитата из любимого Олдями Галича. Обреченность и смерть -- вот то, чем наполнены все произведения альманаха (за исключением, да и то относительным, "Жизни").

Господь устал от игр людей, в которые человечество втравило и животных -- и вот, извольте, незапланированный конец света. Об этом -- рассказ "Правила для слонов" Виктории Угрюмовой. Читатели, знакомые с ней по трикнижью "Имя богини" -- "Обратная сторона вечности" -- "Огненная река", увидят писательницу в новой ипостасьи. Рассказ короток, но хорош, вот только те же смерть и обреченность встречают нас на его страницах.

Андрей Дашков. "Мокрая и ласковая". Единственная повесть в альманахе, произведение автора "Странствий Сенора", "Звезды ада", "Змееныша" и "Войн некромантов". Признаюсь сразу: ни "Сенор", ни "Звезда" не пришлись мне по душе, остального не читал. "Мокрая и ласковая" написана значительно лучше (по языку), чем вышеназванные романы г-на Дашкова, но сюжет... Сюжет невероятно прост, предсказуем и, как мне показалось, "одолжен" у Стивена Кинга. В его романе "Кладбище домашних животных" точно так же оживали поначалу кошки (здесь -собаки), а потом и люди. Только и разницы-то, что у Кинга мертвецов хоронили на территории древнего индейского кладбища, а здесь -- в озере, в котором не водятся комары. Кстати, эту деталь Дашков так и не объясняет, вообще не использует в тексте, и читатель остается в недоумении: почему это вдруг комары там не водятся? А тот, кто хоть немного знаком с биологией, удивится вдвойне, ведь комары и их личинки играют едва ли не решающую роль в пищевой цепочке стоячего водоема, подобного описанному в "Мокрой и ласковой". Но "гвоздь программы" среди ляпов повести -- невесть откуда взявшиеся посреди российско-украинского современного ланшафта полицейские! И хоть повесть написана довольно приличным языком, где-то на середине начинаешь понимать, чем все закончится. И заканчивается именно тем! Означенная выше обреченность и смерть присутствуют здесь от начала и до конца, причем ради чего написана повесть так и не понятно -- не отыскал я в ней ни психологически достоверно прописанных персонажей, ни оригинальной идеи, ни интересного сюжета. Впрочем, может, плохо искал...

Сергей Герасимов. "Паркетный вор". Творчество этого автора интересно прежде всего тем, что он -- один из немногих, кто сегодня пишет вещи, которые можно назвать городской психологической притчей. Увы, этот рассказ, по-моему, не самый лучший у Герасимова. До притчи в "Воре" писатель чуть-чуть не дотянул. Снова-таки, полным-полно недоделанностей: всемогущий фокусник по имени Мейстер, напоминающий Воланда, но намного картонней, нежели последний; необъясненное Мейстерово всемогущество; отнюдь не мудрый поступок экс-фокусника в конце... И еще (вы, наверное, уже догадались) -- смерть и обреченность.

Алексей Корепанов. "Труба восьмого ангела". Люди "достали" матушку-Землю, и она решила от них (то бишь, конечно, от нас!) избавиться. Из рассказа мы узнаем, каким именно образом. Впрочем, подобных идей о человечестве-паразите и Земле -- огромном полуразумном организме было предостаточно. Ничего нового для себя я не нашел, да и написан рассказ нормально, но не более того. Надо ли говорить, что присутствуют здесь в достаточном количестве и смерть, и обреченность.

Андрей Щупов. "Цветок". Первые несколько страниц я скучал, но благодаря хорошему языку "Цветка", добрался до того места, где стало интересно. А уж финал -- неожиданный, "оборванный" -- вообще необычайно порадовал. Пожалуй, рассказ Щупова -- единственный хоть немного оптимистичный в этом альманахе. И смерть и обреченность присутствуют здесь в меньшем количестве -- но все же присутствуют.

Вот, собственно, и все. В результате, подсчитывая "понравившееся"-"непонравившееся", получил 3:3, но, к сожалению, по объему преобладают вещи не самого высокого качества. А в целом после прочтения остается такое впечатление, что откушал грусти разной мощности: от легкой, искрящейся, у Олдей, до глубой, беспросветной у Дашкова. Ни одного радостного, ни одного веселого или светлого произведения в альманахе. Что это -- случайность при составлении пилотного "Перекрестка" или страшная тенденция в современной русскоязычной фантастике? А может, здесь просто собраны рассказы разных лет? и значит ли это хоть что-нибудь? Если да -- то что именно? Ведь "малая проза", по традиции, пишется скорее "для души", нежели для издателя. Так что же, так все плохо?