Ари Штернфельд - Великое испытание

Одесса, 20 июня 19… года. Сегодня во Владивостоке стояла небывалая жара. Во всем городе, вероятно, мы одни, захваченные мыслью о предстоящем перелете, не чувствовали зноя. Солнце спускалось к закату, когда мы выехали на ракетодром.

Автомобиль мчался по шоссе. Неожиданно показалась отливающая серебром огромная ракета «СССР-17». Примыкая к высокой башне, она, заостренная, словно стрела, целилась в спокойное вечернее небо. Быстроходный лифт поднял нас наверх, и мы очутились на площадке, соединенной с кораблем. Здесь находились директор нашего института и представители Академии наук СССР.

Горячие рукопожатия… Нам вручают небольшой пакет, переданный пионерами.

— Разверните в свободную минуту!

Вдвоем с бортмехаником мы входим в кабину, герметически закрываем за собой люк. К стенам прикреплены приборы; они на разных высотах будут брать пробы воздуха, измерять его давление, плотность, температуру, регистрировать силу света Солнца и звезд.

Несколько месяцев мы готовились к перелету, и все же сильно бьется сердце. Шутка ли, отправиться в такую высь, где человек еще не бывал!.. Развертываем пакет — в нем два алых галстука.

— Пионеры космического полета, — улыбается бортмеханик.

Он устраивается на мягком диване из губчатой резины. Я следую его примеру. У нас немножко комичный вид: лежим, иначе нельзя. Вспомните, как вы хватаетесь за поручни, когда водитель резко тормозит вагон трамвая. Иной раз на ногах устоять невозможно. Если же человек сидит, то толчок ощущается слабее.

Через 5 минут по сигналу искра воспламенит горючее в двигателе, и газы, вырываясь с огромной скоростью, вытолкнут ракету вверх. Нас прижмет к дивану с тяжестью, в четыре раза превышающей наш собственный вес. 2 минуты и 3 секунды будет наращиваться скорость, и столько же продлится перегрузка, которую лежа перенести легче: она равномерно распределится по всему телу.

Даже значительно большая перегрузка не предвещает дурных последствий. Так, летчик, проделывая мертвую петлю или выходя из штопора, выдерживает в 6–7 раз большую тяжесть, нежели весит он сам; а пловец, кинувшись с вышки в воду, — даже в пятнадцать раз.

Как медленно тянется время! Монотонно тикает секундомер; его стрелка равнодушно обегает циферблат. Смотрю, что происходит внизу. Ракетодром пуст. Провожающие отошли на почтительное расстояние. Солнце прячется за холм, и синяя дымка заволакивает тайгу. Где-то вспыхивают первые огни. Они светят, как маленькие маяки.

21 час 16 минут 59 секунд. Остается одна секунда. Глаз успевает уловить ярко-красный отблеск вспышки. Ракета, взлетая, оставляет за собой толстую струю раскаленных газов, похожую на плотный огненный столб. Раздается громовой гул. Земля, освещенная лучами заходящего Солнца, проваливается вниз.

Словно какая-то тяжесть придавила нас, затрудняя дыхание. Это действует перегрузка. Впрочем, к таким ощущениям мы уже привыкли при тренировках. В просторном зале института находилась установка, похожая на карусель. Дважды в неделю, вращаясь в кабине, мы приучались к повышенной тяжести. Пять минут, а иногда и больше мы проводили во вращающейся лаборатории, а затем нас осматривал врач.

Итак, мы летим. Владивосток сливается в светящийся овал на извилистом берегу моря. Ракета пересекает тропосферу — нижний слой атмосферы, где образуются облака, тучи, идут дожди, дуют ветры. С каждой секундой голубая даль темнеет, становится мрачнее, заволакивается мглой. Мы созерцаем звезды, несмотря на то, что нестерпимо ярко пылает Солнце. На черно-бархатном небе они сияют ровным, немигающим светом. Такими их никто не наблюдал на Земле.

Как странно ведет себя Солнце! Ведь только что оно закатывалось за горизонт, а теперь огненно-багровый шар, наоборот, на миг остановился, точно задумался, и стал всходить. Мало того, я никогда не видел, чтобы Солнце мчалось столь стремительно. Прямо как в сказке: оно движется не извечным путем с востока на запад, а с запада на восток! Это объясняется тем, что мы летим против движения Земли в несколько раз быстрее, чем она вращается.

В ракете три реактивных двигателя, расположенных один над другим; пока работает нижний. В нем, как и в остальных, по два бака: с горючим и с жидким кислородом. Эти жидкости по трубам поступают в камеру сгорания и с огромной силой извергаются наружу в виде раскаленных газов. Подобно тому, как медуза, выталкивая воду, плывет вперед, так и мы возносимся, оставляя за собой длинный огненный след.

Содержимое нижнего двигателя сгорит за 41 секунду. Затем его пустая оболочка автоматически отцепится и, развернув над собой невоспламеняющийся парашют, опустится на Землю.

Ракета несется все выше. На экране светящимися стрелками сверкает трасса перелета. Счетчик показывает, сколько километров пройдено. По расчетам, через 5 секунд надо изменить направление полета.

Если бы мы даже чувствовали себя в кабине свободно, то и тогда не сумели бы с абсолютной точностью управлять ракетой. Промедлив хоть бы одну десятую долю секунды, мы сойдем с курса. Нам помогают прекрасные автоматы. Они послушно выполнят волю команды — надо лишь им заранее приказать. За этими приборами следят электрические контролеры, подтверждая их исправность зеленым огнем ламп. Если прибор выйдет из строя, нарушится работа двигателя или другого устройства, загорится красная лампочка.

На панели штурвала смонтированы разноцветные кнопки. Нажимаю кнопку с буквой «Р», которая связана с механизмом рулей. Они через 5 секунд повернули точно на 5 градусов, и поток раскаленных газов, отклоненный сверхпрочными лопастями рулей, изменил направление нашего полета. Мы это замечаем по лучам Солнца. Только что они косо ложились на стенку кабины, а теперь падают на пол.

Каждое мгновение на учете. Стрелка секундомера бежит по кругу, приближаясь к цифре «41», отмеченной красной чертой. Это значит, что догорают последние килограммы горючего в нижнем двигателе. Сейчас он полностью опорожнится и полетит вниз.

Зеленый свет лампы автоконтролера говорит о том, что сбрасывающее устройство исправно. Такая же лампа горит рядом: электрическая искра готова воспламенить горючее во втором двигателе. Преодолевая тяжесть, нажимаю кнопку панели с надписью «Д-2», что означает второй двигатель, а бортмеханик сжимает штурвал, чтобы действовать самостоятельно, если неожиданно откажут приборы.