Ричард Матесон - Последний день

Дорис начала засыпать почти сразу. Она зевала, и глаза у нее слипались. Рей подхватил ее на руки, и она привалилась к его плечу, обхватив за шею маленькими ручками. Грейс встала, и все трое пошли в спальню.

Ричард сидел за столом, пока мать ходила сказать им последнее прости. Он сидел, глядя на белую скатерть и остатки ужина.

Вернувшись, мать ему улыбнулась.

— Помоги мне убрать, — попросила она.

— Помочь… — начал он.

Затем замолк. Какая разница, чем теперь заниматься?

Он стоял вместе с ней посреди залитой багровым светом кухни и, ощущая абсолютную нереальность происходящего, вытирал тарелки, которыми никто уже не будет пользоваться, а потом убирал их в буфет, от которого спустя несколько часов ничего не останется.

Он все еще думал о Рее и Грейс в спальне. Наконец он вышел из кухни, не сказав ни слова и не оглянувшись. Открыл дверь и заглянул в спальню. Он долго смотрел на них. Затем снова закрыл дверь и медленно потащился обратно в кухню. Посмотрел на мать.

— Они…

— Все хорошо, — сказала она.

— Почему ты им ничего не сказала? — спросил он. — Как же ты позволила им сделать это, ничего не сказав?

— Ричард, — ответила она, — в эти дни каждый сам выбирает свой путь. Никто не вправе говорить другим, что им следует делать. Дорис их ребенок.

— А я твой?..

— Ты уже больше не ребенок, — сказала она.

Он закончил вытирать тарелки, пальцы у него онемели и дрожали.

— Мама, вчера… — начал он.

— Мне это неважно, — сказала она.

— Но…

— Это не имеет значения, — сказала она. — Эта часть пути подходит к концу.

Вот оно, подумал он, почти с болью. Эта часть пути. Вот теперь она заговорит о жизни после смерти, о небесах, о награде за добродетель и о неотвратимом наказании за грехи.

Она сказала:

— Пойдем посидим на крылечке.

Он не понял. Они прошли вместе через притихший дом. Ричард сел рядом с ней на ступеньки крыльца и задумался. Я никогда больше не увижу Грейс. И Дорис. И Нормана, Спенсера, Мэри, вообще никого…

Он не мог вместить в себя все это. Это было слишком. Все, что он мог сделать, — это сидеть неподвижно, как бревно, и смотреть на красное небо и громадное солнце, готовое их поглотить. Он даже не мог уже бояться. Страхи притупились от бесконечных самоповторений.

— Мам, — спросил он через некоторое время, — а почему… почему ты не говоришь со мной о вере? Я же знаю, что тебе хочется.

Она посмотрела на него, ее лицо было очень ласковым в этом багровом свечении.

— Я не имею права, милый, — сказала она. — Я знаю, что мы будем вместе, когда это закончится. Ты не обязан в это верить. Я буду верить за нас обоих.

И это все, что она сказала. Он смотрел на нее, поражаясь ее убежденности и ее силе.

— Если ты хочешь принять свои таблетки, — сказала она, — ничего страшного. Ты можешь заснуть у меня на коленях.

Он ощутил, как его пробирает дрожь.

— И ты не станешь протестовать?

— Я хочу, чтобы ты сделал то, что считаешь нужным.

Он не знал, что ему делать, пока не представил, как она сидит здесь одна, дожидаясь конца света.

— Я останусь с тобой, — сказал он порывисто.

Она улыбнулась.

— Если вдруг передумаешь, — сказала она, — только скажи.

Они немного посидели молча. Затем она произнесла:

— Как красиво.

— Красиво? — изумился он.

— Ну да, — сказал она. — Господь опускает за нами изумительный занавес.

Ричард не знал, что ответить. Но он обхватил ее рукой за плечи, а она прислонилась к нему. И одно он знал наверняка.

Они сидят на крыльце вечером последнего дня. И хотя для этого нет никакой очевидной причины, они любят друг друга.