Олег Дивов - Леди не движется – 2

И вообще: Август сказал «можно» – значит, можно.

Не успела я отправить багаж, как явился Макс, завершивший свой курс лекций, а заодно и дела на Эвересте, и немедленно поругался с Августом. Август хотел, чтобы гроб и я летели с ним, на его яхте. Макс считал, что куда уместнее будет, если гроб поедет с ним – ну и я, конечно, – потому что мы были женаты. Август слышать ничего не желал. Положение спасла Эмбер, предложившая компромисс: пусть гроб, «мать» и Макс летят с Августом. Август скрипя зубами согласился, Макс тоже.

К семи вечера мы собрались в клубе, и я поняла, почему Август не зарубил на корню идею развлечься: здесь, помимо зала, были еще ложи. Мы прошли в центральную уже после того, как в зале погас свет, на нас никто не обратил внимания, потому что через секунду на сцену вышла Нина.

Я поняла, что много потеряла, не интересовавшись ею раньше. Голосище у Нины Осси оказался такой силы, что ее, казалось, было бы слышно снаружи даже без усилителей. Да и к мелодиям придраться было трудно, по крайней мере, людям без соответствующего образования – вроде меня. Слова… ну, Нина говорила, что на поэтов ей не везет, а сама она втыкает какие-то фразы, лишь бы были. Поэзией ее тексты не смог бы назвать ни один даже самый доброжелательный критик. Но голос, голос, какой волшебный голос!

Что меня поразило – очень скупые движения Нины. В принципе современная поп-музыка подразумевает синтез с хореографией, причем на концерте обычно непонятно, кто выступает – профессиональный певец или же танцор. А Нина все два часа почти что и не танцевала. Ее группа, которую я увидела впервые за все время, выкладывалась на двести процентов, а посреди этого энергетического вихря застыла Нина Осси. Интересно почему? Одной только привычкой к плохим парикам ее неподвижность не объяснить.

Ответ на этот вопрос я получила в конце выступления. Отработав два часа, Нина представила свою группу и тут же отпустила всех, кроме клавишницы. И сказала, глядя в зал:

– Каждый из нас рано или поздно встречается с людьми, которые меняют нашу судьбу. Такие люди попадаются на твоем пути, когда кажется, что все, жизнь прожита, ничего нового в ней не будет и непонятно, куда идти дальше. И идти ли вообще, а то, может, лучше остаться там, где стоишь. Ты топчешься на месте, а эти люди всего-то проходят мимо – и твоя жизнь переворачивается. Ты испытываешь волшебное и страшное ощущение – мир изменился, и то, что было с тобой раньше, кажется сном, а вот теперь – теперь ты наконец-то в реальности. Таких людей я встретила здесь, на Эвересте. И последнюю на сегодня песню я хочу подарить им. – Нина выждала несколько секунд. – Специально для лорда Маккинби.

Она отступила на пару шагов, взяла с подставки пластиковую папку – с текстом, нотами? Мелодию, которую начала играть клавишница, я узнала с первого же звука и изумленно оглянулась на Августа. А он подался вперед и с интересом уставился на сцену.

«Аве Мария» Шуберта. Чудесная классическая песня, равно уместная в академическом концертном зале, в церкви и в клубе. Вот только текст я не узнавала. Ни текст, ни язык, на котором пела Нина. А пела она, кстати, профессионально… вот чего нельзя было ожидать.

Зал молчал и боялся дышать. Звенящий голос Нины летел над головами, проникал в сердце. Я не очень хорошо разбираюсь в музыке, но мне показалось, что ее исполнение – безупречно. И даже внутренне посмеивалась, вспоминая, как Август накануне осадил нахальную Нину, сказав, мол, его бы воля, не видать бы ей поп-сцены… А не очень-то ей и нужна эта поп-сцена. С таким-то голосом!

Когда наступила тишина, мы не пошевелились. Нина поклонилась и ушла за кулисы. Зал осветился, люди потянулись на выход, изумленные и притихшие.

– Мы чего-то ждем? – осведомился Макс.

Почему-то мне захотелось стукнуть его. Нет бы промолчать, сохранить это ощущение откровения…

– Сейчас цветы принесут, зайдем в гримерку, – ответил Август. – Нельзя же улететь не попрощавшись. Да и поблагодарить надо.

– Пф, – сказал Макс. – Нет, я знал, что она умеет петь. Но могла бы и что-нибудь менее банальное выбрать.

– Ага, – кивнул Август, – а ты чего ждал? Каватину Розины? Или арию Царицы Ночи?

Макс уставился на него с подозрением: по всему, Август иронизировал. Но у него ж нет чувства юмора. Вдруг всерьез спрашивает?

– Макс, во-первых, некоторые вещи надо исполнять только для подготовленного слушателя, – пояснил Август. – А во-вторых, их надо репетировать. Не день и не два.

– Ну да. Зато вот это мы могли бы услышать на мессе в каждом десятом костеле, – фыркнул Макс.

– Это? – Август встал. – Нет. Потому что это не «Аве Мария». Ты невнимателен, Макс. А вот мисс Осси оказалась куда умней и тоньше, чем я ждал. «Аве Мария», которую ты знаешь, имеет переделанный текст. А в оригинале был немецкий перевод поэмы Вальтера Скотта «Владычица озера». И конкретно эта вещь – «Третья песнь Эллен». Услышать ее в наше время на языке оригинала, на том самом тяжеловесном немецком девятнадцатого века – большая удача. А если вспомнить, что Вальтер Скотт жил относительно неподалеку от Пиблс, – это действительно подарок мне.

– Ты невыносим, – ответил Макс. – Ну как можно быть таким занудой?

В ложу доставили цветы, мы разобрали букеты и пошли в гримерку. Нина сидела в кресле, совершенно размазанная, все еще в концертном гриме. Вяло помахала нам рукой и уставилась на Августа.

– Задатки хорошие, но исполнение ученическое, – обронил он, кладя перед ней цветы.

– Это меня поругали или похвалили? – спросила Нина почему-то у меня.

– Тебе сказали ровно то, что думали, – пояснила я.

Стало довольно шумно. Девушки поздравляли Нину и всячески расхваливали, мужчины отошли чуть в сторону, выжидая, пока схлынет волна женских восторгов. Менеджер клуба принес несколько ведерок, из которых торчали слегка запотевшие бутылки шампанского, и одну бутылку – без льда.

– Мне только холодного сейчас не хватало, – пояснила Нина, жестом попросив Макса открыть для нее теплую бутылку.

– Кое-кого ты удивила, – заметил Макс, наливая ей.

Нина фыркнула и отпила глоток из своего бокала.

– Я всех удивляю. Всегда. У меня выхода другого нет. Макс, ты что думаешь, я действительно начинала карьеру так, как говорю?! Ага, на конкурс молодых талантов пришла малиновая лахудра из рабочего квартала, дурочка с переулочка, пасть разинула и впервые в жизни запела. Ну и тут же все обрадовались, первый приз ей дали, не успела она пасть захлопнуть, ей туда выгодный контракт свалился… Чё, многие верят. Знаешь, люди вообще верят в халяву. Не нужно учиться, не нужно трудиться. Открылся талант – приходишь и берешь все, что полагается таланту. Потому что типа талант такая волшебная штука, сам за тебя все сделает. Если ты тоже веришь, ты идиот. Я с пяти лет пела! В церковном хоре, в школьном, потом – солировала в муниципальном. И училась музыке. Я люто ненавидела весь наш репертуар. Но у меня не было другой возможности учиться у хороших педагогов. Я хотела поступать в консерваторию. Сказала матери, а она ответила, что, если я не выброшу блажь из башки, она запрет меня дома, а на моего педагога накатает иск в суд, что он не педагог, а педофил, забивает ученицам головы всякой лабудой. Она считала, что полная школа – это уже чрезмерное для меня образование, ишь, лошадь здоровая, могла бы на завод пойти пахать, а она песенки дурацкие поет… Притом что я уже тогда зарабатывала музыкой больше ее – я ж еще и уроки давала. Вот тогда я заняла денег у соседей, взяла у подружки карнавальный малиновый парик, выбрала самые драные шмотки и в таком виде ломанулась на Большой Йорк, на конкурс талантов. Мне нужны были деньги, чтобы уехать из дома. А для денег нужна была победа. Я взяла псевдоним и победила. Прикинулась таким самородком, ха-ха. Ну да, самородок! Я на тот конкурс девственницей пришла, потому что у меня никогда банально времени на трах не было! Вот такая цена у победы… Деньги призовые хотела отложить на учебу, но мне тут же сделали интересное предложение. Я решила, что сначала заработаю побольше, а уж потом в колледж пойду. Так что школу не закончила. Именно как хотела моя мамочка. Через год я уже прославилась. Но о том, что прославилась именно я, никто не знал, потому что я жила уже на Большом Йорке. Там, где никто не знал Клементину Франческу Росси, зато все знали Нину Осси. Только, знаешь… Я до сих пор репетирую кое-что из того, старого набора, который в пятнадцать лет ненавидела. Вот весь последний год репетирую. Каждый день. Одну классику.