Александр Мирер - Обсидиановый нож

Другое концептуальное изменение в разных редакциях романа является чисто психологическим и в первую очередь касается героя — Николая Карпова. В сокращенном варианте Николай исключительно благороден, предан друзьям и сомнений ему оставлено ровно столько, сколько нужно для относительного правдоподобия. В оригинале же он ведет себя так, как именно полагается вести себя бывшему детдомовцу, выбившемуся в науку, что называется «из низов», и тянущий за собой огромный груз соответственных комплексов и предрассудков. Он все время борется с тем, что называет «своей шкурной сущностью», но изжить окончательно не может (что естественно). И отношение его к друзьям более чем неоднозначно…

Эту же тему продолжает и «Остров Мадагаскар» — вещь, во многом определяющая для Мирера. Расследуется преступление на космическом корабле. Типичная ситуация «убийства в запертом помещении». Причем конфликт не между искусственным разумом и человеческим, как у Лема в «Дознании», нет, компьютер здесь слепо следует человеческому образу и подобию. Спрашивается, зачем вообще понадобился космический антураж? А затем, что именно он определяет атмосферу этого «мужского пансиона». «Самых отважных, активных, неукротимых выбрасывает Земля в великую пустоту, как семь веков назад выбрасывала их за мыс Нун, за тропик Рака. Отвага — сестра жестокости. Жажда перемен, дух исследования — другое название неистовости чувств. Они активны: жестки, неистовы, современные конкистадоры в синтетических латах, они бешено стремятся к переменам, а мы, выпуская их в пространство, взнуздываем такой дисциплиной, которая не снилась конкистадорам Кортеса, носильщикам Стенли, казакам Пржевальского. На каждого космонавта приходится по нескольку тысяч больших и малых машин, миллионы деталей — неверных и ненадежных, работающих на грани возможного. Поэтому люди должны быть абсолютно надежны, как будто они не состоят тоже из миллионов деталей. Люди не должны отказывать, не имеют права поступать непредсказуемо, как будто люди — не специальные машины для непредсказуемого поведения. Мы взнуздываем их уставами, сводами, инструкциями, затягиваем их в дисциплину, как в перегрузочный корсет, а затем начинаем их жалеть и размахивать перед ними транквилизирующими снадобьями…» Конечно, Станислав Лем был прав, утверждая, что «среди звезд нас ждет неведомое», но неведомое чаще может исходить не столько от звезд, сколько от нас самих.

Да, темна душа человеческая, темна и опасна. Не потому ли, что «мы лишь вчера отпустили канаты, удерживавшие нас в каменном веке»? Не случайно же тема «впадения в дикость», пробуждения первобытного человека в высокоцивилизованном объединяет столь непохожие произведения как «Обсидиановый нож», «У меня девять жизней» и «Остров Мадагаскар».

Но Мирер еще и научный фантаст — совершенно нетривиальный. Он одним из первых затронул тему крушения цивилизации в результате разрушения управляющих информационных сетей. Сейчас эта тема фантастикой достаточно освоена (у того же Лема — «Профессор А. Донда», «Мир на Земле»). То, что компьютеры (Нараны) у Мирера живые, биологические — отличие не принципиальное.

Или еще оригинальный ракурс. Избитая тема: дети спасают человечество («Дом скитальцев»). Но миреровским захватчикам люди нужны целыми и невредимыми как носители внедренного сознания, а посему они пуще всего боятся применения на Земле оружия массового поражения. И дети ими отнесены к этой же категории. «Отвратительная планета. Бомбы, ракеты, дети… Мерзость». Дети в одном ряду с бомбами — дети, используемые пришельцами-инсургентами как «пятая колонна», против своих же — как вам такой поворот сюжета?

Такая неоднозначность во взгляде на мир, интерес к глубинным проявлениям человеческой психики, разнообразным граням личности, в том числе и темным, конечно, делали творчество Мирера неприемлемым для тех, кто в силу собственной ограниченности ничего оригинального создать не мог. Соседство таланта для бездарности невыносимо. Вот и вся разгадка.

Но теперь наконец читатель имеет возможность познакомиться с изданием, дающим наиболее полное представление о творчестве Александра Мирера. И, надеюсь, недалеко то время, когда он прочтет «Евангелие Михаила Булгакова» и «Этику Михаила Булгакова». Это полезно во всех отношениях. Потому что Мирер не только хороший писатель. Он еще и очень честный писатель. А, как говорил один из персонажей «Дома скитальцев», — «высокоморальное поведение всегда практично».

Инструктор говорит стрелку, что пуля попала в восьмой пояс мишени, ниже и правее центра — по линии часовой стрелки, показывающей на циферблате цифру «четыре».

Транквилизация — успокаивающее воздействие на психику.

Иридомирмекс — аргентинский муравей, в просторечьи — «огненный».

Огромный скандал (нем.) .