Лариса Петровичева - Следы на воде

Медленно, словно сломанная марионетка, которую продолжает тянуть за ниточки кукловод, Провозвестник поднялся. Подошел к станку. Опустился на корточки. Протянул руку и дотронулся до обрывка нити.

На пальцах осталась сияющая жидкость. Кровь эфирного существа.

— Он… — прошептал Провозвестник. — Он… умер?

— Не только он, — откликнулся Отступник, и Провозвестник увидел лопнувшие нити дюжины младших.

Его крик потряс своды Ткацкого зала и, чудилось, поколебал самый ствол Мироздания, пол задрожал, с потолка посыпалась каменная крошка, а станки испуганно забили ножками, и нити на них потемнели. В языке человеческом нет слов для обозначения, описания боли Высшего, самим же ангелам слов не надо — просто вся мука, вся тоска, все отчаяние и горечь.

— Покалечишься же, дурак!

Отступник схватил Провозвестника за плечи и с трудом, но отволок в сторону от станков, о которые тот бился в настоящей истерике, грозя их совершенно и окончательно разломать. Подбежала было Вторая, но решила, что связываться не стоит.

— Хватит, Jibbril!

И памятуя о давнем способе успокоения разыгравшихся нервов, Отступник щедрой рукой надавал бывшему коллеге пощечин, как будто приводил в чувство не в меру экзальтированную барышню.

Провозвестник, мягко говоря, обалдел, причем дважды: когда понял, что его ударили и что сделал это Отступник, изменник, Падшая гадина, которой и дышать-то следовало через раз в присутствии Высшего Духа. Гнев охватил Провозвестника, а от гнева архангелов дрожит Мировое Древо, и звезды в ужасе теряют свои пути.

В следующий миг его рука уже давала Отступнику достойной сдачи… давала бы, если б не голос. Слабый, отчаянный, едва слышный, он летел откуда-то из Дальних Сфер, куда не отваживаются ступать ни Светлые, ни Темные, зато от смертных дураков прохода нет.

— Помогите!

Противники встрепенулись.

— Помогите! — голос дрожал, захлебываясь в рыданиях. — Ну кто-нибудь! Вытащите меня!

Голос показался Провозвестнику смутно знакомым и почему-то нереальным, невозможным. Его не могло быть, этого голоса, бьющегося в вековечной Тьме.

— Кто-нибудь!

— Мы слышим тебя! — Отступник взял ситуацию в свои руки, и по егоинтонациям Провозвестник вдруг очень остро ощутил неуместность инеправильность словосочетания «бывший глава Совета», — мы слышим! Назовись!

— Слава Благодати! — возликовал голос. — Это я, Узиль! Пожалуйста, помогите! Мне больно!

— О Свет! — воскликнул Провозвестник. — Узиль, я думал, ты погиб! Твоя нить у Прях порвана!

— Еще бы! — по всей видимости, вновь обретенный Узиль сильно паниковал. — Да я едва не умер! Эта дрянь… это все она… вытащите меня отсюда, умоляю! мне больно!

И тогда Отступник рявкнул:

— А ну отставить панику! Как рапортуешь старшим по званию? Вытри сопли и докладывай по уставу!

На мгновение Провозвестнику ужасно захотелось вытянуться во фрунт и щелкнуть каблуками. А Узиль громко шмыгнул носом и звонко закричал:

— Совершенный порвал нить Хранителя! В припадке гнева! Я говорил ей о важности миссии и что от нефалима надо держаться подальше! Аона просто выбросила меня из мира людей! Не могу знать, где я, но здесь темно и плохо пахнет!

«Темно и плохо пахнет» — это явно Лимб, изнанка Вселенной. А то, что Совершенный, пусть и непреднамеренно, в состоянии аффекта, но порвал нить, соединяющую хранителя с подопечным — это не просто плохая новость, это ведро дерьма всем на головы. Неужели этот чистоплюй Исцелитель был прав, и с бракованным телом следовало работать мягче, не провоцируя эксцессов, подобных нынешнему? Раскидало всех по мирам, и еще неизвестно, чем это обернется…

— Мы попали в весьма сложную ситуацию, — медленно проговорил Отступник, и впервые за все время в Ткацком зале посмотрел Провозвестнику в глаза прямо и открыто. — Я предлагаю забыть наши разногласия по некоторым вопросам и действовать сообща. Если ваш Совершенный способен вот так невзначай расслаивать Вселенную, то это опасность, с которой мы справимся только вместе.

Провозвестник криво усмехнулся.

— Честно, признаюсь, я бы не рискнул работать с тобой, — он сделал паузу и выразительно добавил: — коллега. Ничего личного… просто не люблю предателей.

Отступник шумно вздохнул и картинно возвел глаза к потолку.

— О Пекло… но ты же хочешь вернуться домой? Или эти, — он мотнул головой в сторону станков и Прях, — настолько тебе по душе?

— Пожалуйста! — Узиль снова сорвался на слезливый крик. — Я вас очень прошу, решите уже что-нибудь! Я тут вишу… висю… повис и шевельнуться не могу! Еще и в теле! И за ноги кто-то дергает!

— Все в теле, — ледяным тоном оборвал его Отступник. — За ноги его дергают… Сам виноват. Вовремя надо было свою работу делать. И качественно. Ну так что, коллега, — он широко улыбнулся и протянул руку: — мир?

Пожимая ее, Провозвестник чувствовал, как переступает нечто очень значительное в себе. И еще: его реальность никогда больше не будет прежней. Надо же, союз с Врагом…

Отступник, по всей видимости, жил сиюминутными делами и не задавался вопросами морального плана. Провозвестник увидел, как его Светящееся тело стало золотисто-желтым вместо мутно-белесого, и от него отделилась тонкая нить, будто Отступник внезапно превратился в громадного паука и принялся ткать огромную сияющую сеть. Нить крепла, становилась длиннее и толще, а затем вдруг со свистом ввинтилась в плотный пласт пространства и исчезла.

— О-ой! — истошно завизжал Узиль. — Помогите… меня куда-то… А-а!

Крик оборвался как обрезанный, зато сам Узиль вывалился из отверстия в мирах, опутанный золотой нитью Отступника. Грязный, растрепанный, с исцарапанным лицом, он корчился на полу, пытаясь ослабить путы, и жалобно приговаривал:

— Мамочка… Где это я…

Дунув на него. Отступник испарил свою нить и дал Узилю пинка. Тот вскочил и, увидев, кто пред ним, пискнул:

— Архивраг! — и сделал попытку спрятаться за Провозвестника. Он отступил в сторонку и с нажимом промолвил:

— Сейчас мы являемся союзниками, — о Благодать, рот прополоскать бы после таких слов. Отступник (или же теперь его следовало именовать по-старому, Светоносным?) критически осмотрел Узиля и бесцветным голосом произнес:

— Ты в каком виде стоишь перед старшими по званию?

У Провозвестника вдоль хребта прошел холодок. Узиль же в панике принялся отряхивать одежду и причесываться пятерней, опасаясь, что гнев Врага (или теперь союзника?) не замедлит на него обрушиться.

— Распустились вы там, — проворчал Светоносный, оглядывая Узиля, вытиравшего физиономию рукавом. — Что это, по-твоему, хранитель Совершенного? Хрюша в луже. А потом будем спрашивать, что такое и где все. Неудивительно, что девчонку от него тошнило.