Ларри Нивен - Летающие колдуны

— Полное упразднение, — твердо сказала миссис Ханкок.

— Выбросить тонны трансплантанта? Выплеснуть в грязь?

— Да.

— Вы сможете упразднить и преступления? Ведь банк органов — это единственное средство для наказания воров и убийц. На Маунт Лунитхэт нет тюрем.

— Тогда постройте тюрьмы. Вы достаточно долго убивали нас! Парлет покачал головой.

Вмешался Харри Кэйн.

— Это не поможет. Лидия, я понимаю твои чувства, но мы не сможем сделать этого. Если мы уничтожим банк органов, то восстановим всех против себя. Мы даже не сможем устранить карательную роль банка органов, так как в этом случае преступники не будут бояться ничего и совершенно обнаглеют. Если мы откажемся от банка органов, на планете вспыхнет война.

Лидия с мольбой повернулась к Худу.

— Я считаю, — сказал Худ, — что вы все кое-что упускаете из виду.

— Что? — спросил Харри.

— Я еще сам точно не знаю. Я подожду и посмотрю. Говорите пока.

— Я не понимаю, — сказала Лидия. — Я не понимаю никого из вас. За что мы боролись? За что умирали? За то, чтобы уничтожить банк органов!

— Миссис Ханкок, — мягко сказал Парлет. — Вы кое-что упускаете из виду. Дело вовсе не в том, согласятся ли с этим колонисты или поселенцы. Они, конечно, не согласятся. Но я сам не позволю вам сделать это.

— Да? — Лидия презрительно подняла брови. — Ведь тогда вы умрете, не так ли?

— Да, я умру. А вы нуждаетесь во мне.

— Почему? Зачем вы нужны нам? Разве, что сначала нужно ваше влияние и ваши советы.

— Моя армия. У меня более сотни верных людей. Они готовились к этому дню очень долго. Все они подчинятся моим приказам беспрекословно. И все они хорошо вооружены.

Лидия хрипло выдохнула.

— Мы сделаем все, что можно, миссис Лидия. Банк органов мы не уничтожим, но мы устраним несправедливости.

— В первую очередь мы должны разработать закон, в соответствии с которым каждый колонист имеет равные права с поселенцами на медицинскую помощь больницы и банка органов, — сказал Харри Кэйн.

— Нельзя слишком давить, Харри. Помни, что мы должны удовлетворить обе группы людей.

— Тьфу! — сказала миссис Ханкок, и было непонятно, что она собирается делать — заплакать или броситься в драку.

Все они сидели вокруг стола, держа в руках забытые стаканы. Худ сидел чуть поодаль, забытый всеми и чего-то выжидающий.

— Самое главное, — сказал Парлет, — что мы можем сделать всех равными перед законом. Мы можем сделать это, но при этом не производить перераспределения богатств. Вы согласны с этим?

— Не совсем.

— А что вас беспокоит?

— Нам нужны свои электростанции.

— Прекрасно. Сначала вся планета будет свободно пользоваться существующими станциями, но со временем мы построим энергостанции и на Гамме и на Дельте.

— Хорошо. Мы еще хотим гарантированный доступ в банк органов.

— Это проблема. Банк есть банк, и вы не можете взять оттуда больше, чем положили. Мы будем иметь все меньше осужденных преступников, которые будут делать вклады в банк, и все больше больных людей, которые нуждаются в помощи банка.

Худ откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Глаза его были полузакрыты, как будто он погрузился в сладкие грезы.

— Значит, нужно организовать лотерею. И обязательно интенсивные исследования в области аллопластики, которые должны финансироваться поселенцами.

— Почему поселенцами?

— Потому что все деньги у них.

— Хорошо, мы договоримся об этом. Что-нибудь еще?

— Есть много несправедливых законов. Мы не хотим никаких ограничений ни в строительстве домов, в которых живем, ни в одежде, которую носим. Хотим свободно передвигаться по планете. Иметь право покупать любую технику за ту же цену, какую платят и поселенцы. Мы хотим ограничить права полиции.

— Почему? Это же полиция. Она будет защищать ваши же законы.

— Парлет, если бы когда-нибудь в твой дом врывалась полиция, если бы в тебя стреляли усыпляющими пулями, душили газом…

— Я никогда не был повстанцем.

— Ты говоришь черт знает что.

Парлет улыбнулся. И голова его стала похожа на череп.

— Меня никогда не хватала полиция.

— Все дело в том, что полиция может делать все, что угодно. И в любое время. Причем она не оправдывается и не извиняется, даже если во время налета не найдено свидетельств преступления.

— Мне не хотелось бы ограничивать полицию. Это приведет к хаосу. — Парлет глотнул вина. — Как же это сделать поумнее? Может, ввести ордера на обыск, которые не позволят полиции войти в дом, если нет четких доказательств причастности хозяина дома к преступлению.

— Это звучит неплохо.

— Я могу поподробнее изучить этот вопрос.

— Еще одно. Сейчас дело обстоит так, что полиция имеет исключительное право хватать людей и осуждать их. Даже на смерть. Мы хотим каким-то образом участвовать в судебном разбирательстве.

— Я думал над этим, Кэйн. Я предлагаю создать закон, по которому человека можно считать виновным, только если в суде его признают виновным большинство. Судить будут пять поселенцев и пять колонистов. Все суды будут публичными и передаваться по телевидению.

— Прекрасно.

И тут вступил в разговор долго молчавший Худ.

— Вы понимаете, что любое ваше предложение ослабляет положение и могущество больницы?

Парлет нахмурился.

— Возможно. Ну и что.

— Вы говорите так, как будто на планете существует только две группы. Но их три! Вы, мы и больница! Причем больница — самая могущественная группа. Парлет, ты изучал нашу организацию черт знает сколько времени. А сколько времени ты изучал Иезуса Пьетро Кастро!

— Я давно знаю его, — задумчиво сказал Парлет. — Я знаю, что он умен. Но вряд ли я знаю в точности, каковы его мысли.

— Харри знает. Харри, скажи, что сделает Кастро, если мы захотим уменьшить права полиции?

— Я не понимаю тебя, — ответил Парлет. — Кастро хороший, преданный человек. Он всегда делает только то, что в интересах поселенцев. Возможно, я недостаточно хорошо его знаю, но я твердо знаю, что он слуга поселенцев. Все, что хорошо для поселенцев, хорошо и для него. Он примет все, что примут поселенцы.

— Черт побери, Худ прав, — сказал Харри Кэйн. — Я знаю Кастро лучше, чем своего отца. Я просто еще не думал о нем.

— Иезус Пьетро Кастро — это хороший, преданный…

— Слуга поселенцев. Верно. Подожди минуту, Парлет, дай мне договорить.

— Во-первых, каких поселенцев? Каким поселенцам предан он? Парлет фыркнул. Он взял свой стакан и увидел, что он уже пуст.

— Он не предан всем поселенцам подряд. Более того, я скажу, что большинство поселенцев он не уважает. Он уважает тебя и некоторых других. По сути, он уважает идеального поселенца, такого, кто отвечает его идеалу: умного, корректного, знающего, как обращаться с подчиненными и колонистами, чтобы их интересы и интересы поселенцев максимально совпадали.