Михаил Рашевский - Ускоряющийся

— Ты хотел меня убить! — крикнул Дима, и, сильно-сильно сжав кулак, так, что побелела вся кисть, впечатал таки его прямо в нос почти убийцы. Опять хруст, нос смяло, из него толчком выплеснуло кровь. Гопник судорожно вновь нажал на спусковой крючок. Бамц! По воробьям. Дима механически вцепился в руки падающего хлопца, вывернул их, чтобы пистолет случайно в него не выстрелил, попытался вырвать из сцепленных пальцев машинку смерти. Не удалось. Нокаутированный, мало что соображающий гопник свалился на асфальт, но пистолет из рук так и не выпустил.

Злость и страх так переплелись в Суперпупсе, что он себя сейчас практически не контролировал. Руки, судорожно сжатые в кулаки, падали и падали на поверженного противника. Неуклюжие удары не костяшками пальцев, а мягкой боковиной кулаков, тем не менее, с немалой силой опускались на голову парня с пистолетом. Бам! Бам! Бам! Кровь из носа брызгами разлеталась в стороны, попадала на самого Суперпупса. Он что-то кричал, какие-то проклятия и даже, кажись, ревел злыми слезами.

Что-то жёсткое и очень болючее смыкнуло его за волосы, отрезвляя. Мягко ударила по ушам волна воздуха. Дима испугано оглянулся. Чуть не встрял носом в промежность гопника. Над головой пролетала нога нападающего. Слегка промахнулся в спехе, лишь чиркнул кроссовкой по волосам. А будь удар на десять сантиметров ниже…

Парень с пистолетом даже не пробовал вставать. Кажись, он вообще был в отключке. Пистолет из рук не выпустил, но и стрелять больше не пытался. Медленно переваливался набок.

Дима судорожно огляделся.

Один лежит на земле, зажав разбитую промежность. Второй рядом с ним на коленях баюкает измочаленную руку. Жорик поднимается с земли, опираясь на железную биту. Ещё один, который споткнулся о Диму, уже почти встал на руки, в его руках — нож-выкидуха. Этот вот с пистолетом хрипит сломанным носом. И последний только что чуть не отправил Диму к праотцам (ведь не пощадили бы, удалось бы им свалить его, гопники!) ударом ноги.

Всё. Все.

Что ж, закончим.

Всё ещё злой, но почему-то вмиг успокоившийся Дима действовал в этот раз быстро и решительно. Два удара в пах первому. Вырвал нож из руки второго, сложил его и им, сложенным, отбил руку, в которой этот самый нож и находился. Закончил уже традиционно — ударом в пах.

Жорик вновь попытался выбить мозги этому ненавистному уже парню, так странно и быстро разделавшимся со всей его компанией, и вновь тот увернулся. А потом толстяк просто схватил биту и с какой-то нечеловеческой силой вывернул её из рук. Замахнулся… но просто положил на землю. Подошёл чуть ли не вплотную. Жорик раз ударил, второй. Впустую. Самое обидное было даже не то, что жирдяй был первый, кто сумел увернуться от его ударов. Хуже всего то, что на каждый удар в воздух он отвечал хлёсткой и очень быстрой пощёчиной. Вспомнил, зараза, их последнюю встречу. Удар! Мимо. Пощёчина. Опять удар! В молоко. Пощёчина!

В голове загудело. Жорик, рыча от ярости, впустую взмахнул несколько раз, получая взамен звонкие оплеухи, да такие сильные, что спустя секунды ощутил под руками асфальт. Он упал! Перед глазами всё плыло, мостовая норовила убежать в сторону.

«Как так? Ну как так?! Урррою!»

Тут совсем уж позорно его нос дёрнули вверх и писклявый голос прошипел в ухо:

— Саечка за испуг!

Вконец озверевший Жорик вскочил на ноги и… взгляд его остановился на смутно блестевшем металле в руках у жирдяя. Через секунду он понял, что тот держит в руках, и благоразумно не стал вновь кидаться в драку. У Сеньки пистолет хоть внешне — травматический, а стреляет на самом деле переделанными под боевой патронами. Совсем не игрушка. Совсем.

Жирдяй смотрел на него круглыми от испуга глазами. «Да он боится! Он ссыт! А такой и нажать на курок может ненароком». Жорик медленно успокаивающе поднял руки:

— Паря, ты это…

— Только попробуй! — визгливо крикнул жирдяй. — Никогда больше!

Если бы не ситуация, то главарь даже рассмеялся бы, настолько голос парня был похож на мультяшный. Как-то в детстве, помнится, крутили диснеевский сериал «Чип и Дэйл», так вот голоса тех бурундуков…

— Никогда, никогда, — Жирдяй скрипнул зубами. — Ты только…

Но не успел договорить. Парень как-то шустро подобрал бейсбольную биту, даже кастет, захватил скинутый рюкзак — и необычайно быстро убежал во двор.

В арке густо стонали и матерились. Жорик же, схватив хрипящего Сеню за шкирку, оттащил его с мостовой, а потом скрипнул зубами, переживая унижение.

— Никогда, — выдавил он из себя. — Никогда не говори «никогда». Свидимся ещё… ниндзя хренов.

Диму трясло. Он побежал совсем не домой, нет, для дома он был уж слишком возбуждён. На недострой помчался. Счастливо разминувшись с несколькими компаниями, он пробрался на «своё» место, куда захаживать давно перестали «по причине стрёмности». А там, усевшись в позе лотоса на диван, Дима охватил себя руками — и попросту затрясся в нервной дрожи.

— Вау! — сказал он себе. — Я… я сделал это! Я подрался с этими гопниками! Я врезал им!.. Я врезал им… Ой, мама, что же теперь будет!

Картинки, одна ужаснее другой, пролетели перед глазами. Вот банда перехватывает его сестру, затаскивает в подвал, и там… Вот они, спрятавшись за углом в подземном гараже, поджидают, когда из припарковавшейся машины выйдет его отец… Вот на пролёт выше от их квартиры с железной колбой и в резиновых перчатках стоит Жорик, а колбе — кислота…

— Что же я наделал! — страх окатил Диму с ног до головы. Пойдя на такой серьёзный конфликт с местной гопотой, он совсем не продумал последствия. Вернее, он их все давно продумал, он их часто «смаковал», да так живописно, что заранее старался не попадаться на глаза негодяям, ускоряясь во дворе и обходя шпану стороной. Теперь-то уж поздно. Не побежишь обратно прощения просить. Или… побежишь?

— Не-е-ет, — Дима ощутил такой сильный протест, что соскочил с дивана и в волнении стал ходить по этажу туда-сюда, ероша волосы и пиная ни в чём не повинные кирпичи.

— К чёрту! — рубанул Дима воздух невесть как очутившейся в его руке битой. — Если посмеют что-то такое с моими сделать… поубиваю.

И вдруг он ощутил, что то, что только что сказал — правда. Да, он трусил и боялся всей этой гопоты, боялся получить теперь от них «подарочек» в виде кирпича на голову или костра под дверью квартиры. Но если они тронут его родных… воздух снова взвизгнул от удара по воображаемому противнику.

«Без разговоров! Каждого! Не щадя!»

— Однако надо быть теперь предельно осторожным, — сник вновь Дима. Выплеснувшийся адреналин схлынул, на его место пришла усталость. Несмотря на жаркую погоду и душный вечер июня, Дима почувствовал озноб. Его заколотило, и непонятно было, от чего больше: от нервов, страха или от холода.