Марина и Сергей Дяченко - Рубеж. Пентакль

– …Ну, хлопцы, с богом. Присягаю вам, что кровопивца Мацапуру в пекле отыщем, а вы мне присягните, что не испугаетесь ни ангелов, ни демонов, ни стражей Рубежных, потому как выправлена на вас, братцы, одна коллективная виза… Тьфу ты, язык сломаешь от этих пекельных слов!

– Чего нам бояться, батьку! Не пальцем деланы!

– Веди!

Сотник вздохнул. Вот они, все перед ним – вот Забреха, вот Небийбаба, вот беглый пушкарь Дмитро Гром, при всяком приступе необходимый; вот Шмалько, сорвиголова, старый греховодник; вот Свербигуз, весь в рубцах, как девка в монистах, вот браты Енохи, за покойного батька мстить идут… Ох, уследить бы за молодцами, удержать бы до поры, потому как мстить-то идут Мацапуре, а на жида Юдку так поглядывают, что пора бы душегубу в камень обратиться. В Хитцах-то, в том страшном деле, Юдка командовал… Вот Тарас Бульбенко, вот прочие, всего двадцать человек. Старый ведьмач поначалу стоял на своем: не брать! Никого из сотни не брать, иначе не будет Рубежа – сажа будет, и аминь! А потом, уже как в Питербурх слетали, отвел Панько Логина в сторонку – и говорит да щерится, как кот на сметану. Бери, мол, хлопцев, не более двух десятков, но и никак не менее. Коллективную визу, вишь, проклятый жид справил, а не будут пускать, так ты, сотнику, припугни. Припугни, говорит ведьмач, и глазами своими зеленющими сверк-сверк; а не сам ли твердил недавно, что, мол, сажа от хлопцев останется?!

У Нечитайлы жинка в Валках и ребят полдесятка. А у Свербигуза одна жинка за Дунаем, другая на Дону, еще, говорят, и третья есть, а детворы – как гороха… Мало мы ребят сиротили?

Яринка. Ярина Логиновна.

Хлопцы все понимают. Что идет сотник вроде за Мацапурой, но на деле дочка ему нужнее, нежели месть.

– Добре, хлопцы. Ступайте там, попрощайтесь. Наутро выступаем!

Разошлись. Тихо стало на опустевшем дворе, ничья голова над плетнем не поднимется, ничья собака не забрешет, тихо-тихо, как перед бурей.

Нехороший закат сегодня. Красный закат – к ветру, и никаких примет не содержит боле; а гляди ж, как заныло сердце…

И на улице никого. Нет, один показался-таки. Вон у ворот переминается длинная тень, вон блеснули окуляры.

– Хведир, я тебе ясно сказал! Ступай домой. Дом отцов тебе остается, должность отцова, писарем будешь при батьке Дяченко. Башковитый ты хлопец и отважный, да и я добро помню…

Молчит. Окуляры снял, протирает.

– Слышишь, Хведир? Не можна всем сразу уходить – на кого Валки покинем?

– На батька Дяченка, – сказал бывший бурсак, и вроде тихо сказал, а так, что хоть огонь из того слова креши. – Не пропадут.

Сотник плюнул. Снял шапку, вытер вспотевшую лысину:

– «Не пропадут»… На что ты мне в пекле, Хведир? В седле сидишь, как дойная коза, прости Господи. А что в бурсе выучился – так в пекле это без надобности!

– А вы почем знаете, пане сотнику? – Если Хведир и обиделся на «козу», то наружу обиду не выпустил. – Что в пекле понадобится, а что нет? Толмач, например, понадобится? Я по-арамейски знаю, с тем пекельным забродой, Хвостиком, столковался!..

Сотник в сердцах хлопнул шапкой о колено:

– Да будет же толмач! Пан Рио, чтоб его черти забрали! С нами идет, для того и от пали избавлен.

Блеснул глазами Хведир, усмехнулся недобро:

– А кто его ведает, пане сотнику? Кто его ведает, что у того пана Рио на уме. А я…

Бурсак запнулся. Снова надел окуляры, подобрал губы и сделался похож на батьку, покойного писаря Еноху:

– А я вот, пане сотник, тоже… за Яринку в пекло пойду! Мне бы… только вызволить ее. Батька мой хотел за Мыколу Яринку сватать, за старшего брата. Воля ваша, только знайте, что в пекле я вам пригожусь. Ох как пригожусь, помянете мое слово! А если и сгину, так не жалко. Смотрите, пане сотнику, можете оставить меня – только как бы потом не пожалеть!

– Да ты что?! – Сотник задохнулся. – Грозить мне вздумал, бурсаче?

В окулярах стоял отблеск гаснущего заката, и за красными искорками не разглядеть было Хведировых глаз.

Выступили на рассвете.

Мороз щипал добряче, а в светлеющем небе, во всей природе чувствовалась уже весна. У сотника Логина странным образом полегчало на душе: проклятая надежда, искушение адово, перестала мучить, а, наоборот, придавала силы. Хлопцы пели – а сотник улыбался в усы; жива Яринка, жива и вернется, потому что у Яринки есть батько, который не боится ни турка, ни ляха… ни чорта, ни жида!..

Юдка ехал слева и чуть позади, сотник время от времени терял его из виду, но знал, что беспокоиться не о чем. Хлопцы присмотрят. Много, ох много внимательных глаз держат супостата, будто на аркане – пусть только попробует бежать!

И за паном Рио глядят, но за тем присмотр уже не такой. Тот из шкуры рвется, чтобы в свое пекло обратно попасть. Хоть и верно Хведир сказал – кто его знает, что у заброды на уме?

Сотник оглянулся.

Два всадника ехали стремя в стремя, но один сидел в седле, как конная статуя, которую сотник видел в Питербурхе, а другой – как дойная коза, прости Господи.

Сотник усмехнулся снова. Правильно он Хведира взял – не ошибся. И человек верный, и за толмачом приглядка. Жаль только, что бурсак, а не черкас!

Рудый Панько ожидал, как и уговаривались, на перекрестье. Хлопцы поехали мимо, сотник придержал коня; старый ведьмач пошел рядом, держась за стремя:

– Прощевайте, панове, вскоре ждем вас обратно с Яриной Логиновной!

Юдка, который тоже задержался, согласно кивнул. Братья Енохи, не отстававшие от душегуба ни на шаг, одинаково ощерились за его спиной. Дождетесь, мол, да не всех, кое-кому в пекле самое место!

– Смотри, Консул, – скороговоркой сказал ведьмач. – Дальше ни ты, ни я не властны. Будет наша смена – проскочите без потерь. Или для вида придерутся… Когда придираться станут, – это уже сотнику, – давай своим хлопцам наказ всех рубить и вперед прорываться. Тут уж как доля скажет! А если смена чужая, так…

Ведьмач замолчал. Почесал в бороденке:

– Ой продала дивчина сердце, та й купила черкасу седельце… Пан или пропал. Держи, Консул!

Сотник узнал знакомый колдовской медальон. Ишь, Панько! «Знатная цяця, только к чему она тебе? Еще беда какая приключится…»

Старый пасичник поймал сотников взгляд.

– Та не гневайся, пане! Тебе бы отдал, да только через Рубеж с такой цацкой проходить – лучше в пороховой башне люльку раскуривать. Ни к чему она тебе, послухай старого Панька!

Братья Енохи, которые разговор слышали с пятого на десятое, переглянулись. Дескать, после жида будет еще и пожива!