Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

Нет, она и раньше все видела, слышала, понимала, но понимала головой — а тут оно вошло в кровь, в кости, в костный мозг и расположилось там по-хозяйски. Терем-теремок, кто в тереме живет? Мы там живем. Большой такой семьей. И порядки у нас семейные, простые. Живы — и хорошо. Потому что бывает наоборот.

Учительская, шкафчик, вешалка, зеркало… Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте…

— Лена! Мы все слышали…! Что случилось?

— Э-э-э… — улыбка, — простите… я еще не совсем… пришла в себя. Так что если бы вы были так любезны… Как-нибудь потом.

— Отстаньте от человека, — взмахом руки заведующий учебной частью Павел Капитонович, географ, прервал треп. — Обошлось, и ладно. По коням, коллеги. То есть, по кабинетам. Сплетничать будем в свободное от работы время.

И подмигнул Ёлке.

Спасибо, Павел Капитонович, большое вам человеческое спасибо. Правда, от необходимости как-то выкручиваться перед классом вы меня не избавите.

Зеркало. Волосы под шапкой чуть сбились, вот трам-тарарам… Оказалось, короткие волосы сбиваются легче — им не мешает это делать собственный вес. Немножко геля. Прекрасно. Очки — изящная оправа, фасон «крыло бабочки», легкая перламутровая отделка по верхним дужкам. Больше украшение, нежели необходимость. Одно стекло с диоптриями, одно без — легкий астигматизм; запустила, потому что на себя было наплевать, а сейчас не хочется на неделю выпадать из жизни и ходить одноглазым пиратом. Тем более, что очки работают еще и на образ. Тетя — учительница. У тети диплом есть. Не пустили бы тетю в школу без диплома даже на общественных началах. А еще у тети другой диплом есть. Тоже липовый…

— Лена, вы не могли бы подойти в мой кабинет после урока? — в учительскую заглянула директор школы.

— Да, конечно, — Оксана удивилась немного. В ком-в ком, а в Евдокии Марковне никак нельзя было подозревать жадного интереса к кровавому приключению Энея в парке. Или она не за этим? Что-нибудь случилось?

Вообще говоря, наверное, случилось. Оксану с самого начала работы в школе не оставляло ощущение, что она делает что-то не так. Смягчающие обстоятельства есть, да ссылаться на них уж очень не хочется.

После урока у пятиклассников у нее было «окно» на 110 минут, которое она планировала посвятить изучению методики (распределение тем и заданий по урокам было еще не готово — стыд и позор), потом — урок в девятом, потом — небольшой перерыв и занятие в кукольном театре.

Пятиклашки явно были в курсе — шептались, пока она настраивала проектор. Но расспрашивать ни о чем не стали, и в целом урок прошел, как обычно — гладко и весело. Закрепляли пройденный материал по цветовой символике, после чего каждый рисовал при помощи набора готовых шаблонов свой личный флаг и герб, стараясь цветом выразить о себе самое главное. Затем Оксана распечатала эту пестрядь, ее аккуратно вырезали, наклеили на загодя припасенные палочки — и после звонка из класса выбежала целая стайка титулованных особ с гербами и флагами.

Оксана проследила, чтобы дежурные подобрали все обрезки и сдали ножницы — после чего закрыла кабинет и пошла к директору.

Евдокия Марковна и не подумала спрашивать о программе. О Саше тоже не стала. Налила чаю в огромную чашку, как сама любила — черного и очень крепкого. Выставила на деревянную выдвижную доску вазочки с конфетами и печеньем. Села и сказала:

— Лена, милая, вы заметили, что на вас здесь немного косо смотрят?

— Это трудно не заметить, — Оксана пожала плечами. Чаю не хотелось, но предложили — не отказываться же…

— Вы задумывались о причинах этого?

— Да. Но ничего пока не надумала.

Именно Евдокия Марковна после рождественского представления задержала Оксану для разговора и по итогам этого разговора, выяснив, что у Елены Дорфман диплом культуролога, предложила ей место в школе на полставки. Так что подводить эту добрую женщину категорически не хотелось — и она была даже рада тому, что директор сделала первый шаг.

Директор… Оксана вспомнила свою школу, директора Анну Геннадьевну, которая терпеть не могла слово «директриса», будучи математиком. «Директриса — это прямая, лежащая в плоскости конического сечения и обладающая тем свойством, что отношение расстояний от любой точки кривой до фокуса и до этой прямой есть величина постоянная, равная эксцентриситету соответствующей кривой» — она выпаливала это определение каждый раз, когда слышала, как кто-то называл ее директрисой. К концу школы даже полные математические бездари знали его наизусть.

Поэтому для Оксаны слово «директор» навсегда осталось в мужском роде.

— Как вы думаете, почему я предложила вам эту работу? Только потому что мне понравился спектакль и у вас был подходящий диплом?

— Наверное нет…

— У соседей очень неплохой колледж со специализацией по прикладному искусству. Я хотела кого-то помоложе, приглядела нескольких кандидатов среди выпускников, хотела взять на практику и посмотреть, попробовать. А взяла вас.

Оксана почувствовала раздражение. Вот так же и горячо любимая свекрушка обожала намекнуть, что вокруг Витеньки крутились та-акие девушки — а он выбрал ее, и это ее, видимо, к чему-то должно обязывать…

— Евдокия Марковна, простите, я не до конца понимаю…

— Совсем не понимаете. Вот поэтому я и хочу объяснить. Мне понравился спектакль и у вас есть соответствующее образование. Но нет опыта преподавания и нет опыта работы в школьном коллективе. Последнее важно — на притирку уходит много сил и времени. Но зато у вас есть опыт, которого нет ни у кого здесь, кроме меня и еще двух «старичков». Вы знаете, как выглядит мир за пределами благополучной зоны.

— Меня, — сказала Оксана как можно более прочувствованно, — в армии разбаловали. Приучили, что задачи формулируются просто и ставятся конкретно. Что я должна делать? Или чего не должна?

— Вы уже делаете. Но с моей стороны было бы нехорошо не объяснить вам, с какой проблемой вы столкнулись. Понимаете, Лена, если вас выселить из тихого теплого места, вы не просто выживете, вы при этом еще и не одичаете.

Оксана попыталась, отгородившись, чашкой скрыть смущение от сильного и незаслуженного комплимента. Выживу я, как же. А с другой стороны — раз такие комплименты мне делают, значит, роль прочувствована хорошо…

— Все, что вы знаете о той же эстетике — интернализовано, оно часть вас, — продолжала Евдокия Марковна. — И предназначено для использования в любых условиях. Как, собственно, и нужно. А наш преподавательский коллектив вырос в отвоеванной, цивилизованной зоне. И не очень хочет знать, за счет чего и почему она остается цивилизованной. А вы — тем, что и как вы говорите, тем, как вы себя ведете, тем, как вы живете — им об этой реальности напоминаете.