Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

Диспозиция. Недоучившийся высокий господин на полу, на спине. Его противник на нем, колено уперто желтому в грудь, руки в стандартном захвате — челюсть-затылок. Ким еще и сейчас мог бы взять противника просто на грубой силе — но он в болевом шоке. Их не учат держать боль, не учат совсем. Молодые гиперагрессивны и старшим господам нужна на них какая-то управа.

— Молодой человек, — говорит Габриэлян, — посмотрите налево. Сектор Г. - он знает, что даже через пелену боли Ким способен распознать двух «старших» такой величины. — После того, как я сломаю вам шею, вы будете лежать тихо-тихо. Тогда у вас останется шанс вернуться в Екатеринбург.

Ким пытается кивнуть. Он поверил. Он не понимает, почему не чувствует противника, но списывает это на свое неумение. Он слишком хорошо знает, что у смертного нет шансов одолеть старшего. Все. Формальности как бы соблюдены. Скандала не будет.

Габриэлян резко сдвигает руки. Встает, достает носовой платок, пытается отряхнуть безнадежно пыльные брюки, бросает это пустое занятие и идет искать пиджак. Люди в зале сидят неподвижно, как под водой. Завтра городская санинспекция — или пожарная охрана — закроет это заведение из-за каких-нибудь тараканов в проводке и Аркадию Петровичу придется искать себе новый источник коктейлей. Нужно попросить у него разрешения задержаться на полчаса. Жаль, что легенда не позволяет забрать выигрыш.

Цумэ шел по коридору, открывая дверь за дверью. В некоторые комнаты — заходил. Голова была странно легкой, а все запахи вдруг перекрыл манящий аромат крови. Цумэ остановился. Коридор кончился, впереди был небольшой холл и стойка портье. Все верно, по плану здания здесь второй вход, для клиентов с синими клубными карточками. Сегодня у владельцев синих карточек выдался неудачный день.

Осветительные панели на потолке вдруг погасли, настала темнота, едва-едва разбавленная светом аварийного плафона у выхода.

Портье, невысокий узкоплечий мужчина, смахивающий на дятла, с ужасом смотрел на возникшего из ниоткуда высокого господина. Рука дернулась нажать на кнопку тревоги, но сигнала не было. Глаза варка горели красным огнем. Это было последнее, что портье видел в жизни.

Цумэ задумчиво смотрел на льющуюся из разорванного горла кровь. Сейчас из всего арсенала у него осталось только два чувства — брезгливость и жажда. Он остро хотел горячей, живой крови, но ему было противно даже представить, что он прикоснется губами к вот этой. Как будто в жилах портье кровь заплесеневела. В памяти возник другой запах — та была свежей и чистой, хотя отдавала порохом. Ее хотелось смаковать — даже без необходимости, даже насытившись… И с этим запахом было связано еще что-то, колючее…

Эней! Бои уже должны были кончится! Варки в зале — заметили ли они что-нибудь, кроме обычного коктейля боевой арены?

Цумэ развернулся и побежал обратно. У двери, отделяющей бордель от здания клуба, он задержался — не смог с первого раза попасть в щель карточкой-отмычкой. Еще раз, плавно… есть. В баре никого не было. Цумэ снова на всякий случай надел очки и скользнул к лестнице в зал. Прислушался. Там тоже никого не было, и медленно оседал и выветривался адреналиновый коктейль пополам со смертью, и почему-то с сильным обертоном ярко-зеленой, весенней какой-то радости. Старших варков тоже не было.

Где-то тут должен быть служебный вход и на втором этаже — кабинет управляющего и…..Охранник за конторкой, перегораживающией вход в служебную дверь, не спал. Он был мертв.

За дверью в приемной обнаружился еще один, тоже мертвый. Этот сидел за пультом наблюдения, и из глаза у него рос черный стержень дротика. Цумэ поморщился от запаха крови, как от вони.

А за дверью в кабинет управляющего стоял Эней, живой и совершенно невредимый. Судя по его виду, на арену он сегодня не выходил. Управляющий лежал поперек стола, свесив руки чуть не до полу. Неверный свет прозрачной рамки-монитора придавал сцене какой-то готический оттенок, вполне, впрочем, уместный.

— Ты его что, галстуком задушил? — спросил Цумэ.

— Нет, шею свернул.

Судя по голосу, Эней пребывал в глубокой задумчивости. Что-то он такое увидел тут… раз на ходу переменил план, в котором значился только один труп.

Цумэ прислушался. Похоже, в этой части здания живых не было. Тем временем Эней подцепил ко все еще работающему компьютеру лепесток внешней памяти. Все, конечно, не скачать, но с паршивой овцы…

Эней оставил его ждать конца перекачки, а сам вышел в приемную. Через открытую дверь Цумэ слышал, как Эней выщелкивает из накопителей картриджи с записями, потом какие-то вставляет обратно. Отцепив залитый информацией под завязку лепесток и выключив компьютер, Цумэ вышел из кабинета. Эней уже закончил с картриджами и что-то делал в недрах пульта, подсвечивая себе панелью комма. Наконец он вылез оттуда, двумя пальцами вытащил дротик из глазницы покойного охранника, завернул в полиэтиленовый пакетик и сунул в карман.

Теперь пора было уходить. Но Эней почему-то задержался у окна, высматривая что-то в щель жалюзи. Потом Игорь услышал хлопок отдаленного выстрела. Эней кивнул кому-то невидимому: порядок.

— А вот теперь идем.

Распорядитель боев вышел одним из последних. Один. Прекрасно. Габриэлян, распахнул дверцу и шагнул из машины.

— Не поймите меня превратно, — сказал он, — но вы проявили некоторую небрежность в подборе бойцов на сегодняшний вечер.

Распорядитель качнулся назад, перенося вес на левую ногу. Он ждал рукопашной. После цирка на ринге он ждал рукопашной — в его мире, люди или нелюди, умеющие так драться, редко упускали шанс показать себя. Габриэлян согнул руку в локте — как дети в парке «паф! ты убит». Только пистолет был настоящим. Зачем носить оружие за поясом? Для этого есть рукава. Да, из такого калибра слона не остановить — но откуда в Москве слоны? А не слоны… Серебряная пуля — сугубый перевод продукта — вошла распорядителю в левый глаз и застряла в черепной коробке где-то за правым ухом. Колени его подкосились — как у быка на бойне, когда брус ложится точно — и он с тяжким мягким звуком обвалился на асфальт.

— В следующий раз, — сказал Габриэлян, — будьте осторожнее, принимая деловые решения.

Его писали как минимум три камеры — и еще кто-то наблюдал за ним из окна второго этажа, но в данном случае это значения не имело.

Утром Аркадий Петрович пригласил неприлично свежего и бодрого референта в кабинет и выложил перед ним пачку полицейских фотографий.

— Габриэлян, а вам не кажется, что менеджер клуба и распорядитель боев, не говоря уже об охране, были некоторым перебором? Ваше счастье, что камеры отключились примерно за минуту до нашего ухода.