Александр Борискин - Отмеченные Фортуной

На ужин Андрей еле успел: на юге темнота наступает быстро, а пройти надо было довольно большое расстояние, можно и ноги сломать, шагая по горным тропам.

«Интересно, эти развалины дольменов, что я отыскал, известны археологам и историкам? Что-то я ничего про них не слышал, хотя о Джанхоте и его окрестностях много прочитал специальной литературы. Пожалуй, пока воздержусь говорить об этой находке. Время покажет».

Он был очень измучен сегодняшним путешествием, поэтому сразу после ужина завалился спать: надо отдохнуть, завтра рано утром опять в рейс.

Прошло три месяца с момента устройства Андрея на работу в районное аптекоуправление. Он полностью освоился, работал практически без замечаний, и его перевели в постоянный штат. Зарабатывал он неплохо, и уже в ноябре смог вернуть долг матери, послав ей деньги переводом. В ответ получил сообщение, что она вышла замуж, и ее избранник поселился в их комнате. Ответным письмом Андрей пожелал ей счастья и сообщил, что возвращаться в Ленинград не собирается, что снимает комнату, что у него пока все в порядке.

После первого посещения обнаруженного им места нахождения разрушенных дольменов в Джанхоте, он бывал в его окрестностях еще несколько раз. И только после последнего посещения — уже в ноябре, когда еще позволяла погода, он почувствовал, что с ним стало происходить нечто.

И началось это нечто со странных снов, снившихся ему каждую ночь. Причем снов ярких, красочных, незабываемых! После каждого такого сна Андрей чувствовал, что его сознание начинает расширяться: неожиданно он понял, что может разговаривать, читать и писать на древнегреческом языке. Почему древнегреческом? Потому что, обучаясь на историческом факультете в институте, он был немного знаком с этим языком. Теперь же он чувствовал, что владеет языком значительно лучше. В этом Андрей убедился, специально посетив местный краеведческий музей. Встретившись с директором: пожилым мужчиной, также историком, он представился выпускником исторического факультета ленинградского института.

— Я вынужден временно работать не по специальности, но мне не хотелось бы потерять свои знания древнегреческого языка. Слишком много времени и сил я отдал для его изучения. Нет ли в фондах Вашего музея каких-нибудь текстов на этом языке? Я готов совершенно бесплатно сделать их перевод для музея. Может быть, это поможет расширить его экспозицию.

— Я попробую что-нибудь подыскать подходящее. Только работать Вам придется в стенах музея: экспонаты запрещено выносить отсюда. Приходите в субботу утром. Посмотрите, что я сумею найти.

На субботу был назначен всего один рейс в Кабардинку. Загрузившись накануне, Андрей рано утром отвез туда медикаменты и к 11 часам уже остановил свой автомобиль у музея.

— Я думал, Вы уже не придете, — встретил его директор, — я ожидал Вас к 9 часам.

— Извините, но я по работе ездил в Кабардинку. Как только вернулся — сразу к Вам! Удалось что-нибудь найти?

— Я нашел в запасниках музея несколько книг на древнегреческом, но только они очень ветхие. А также целую папку с текстами по-гречески, правда, не знаю, откуда она здесь появилась. Скорее всего, еще до революции. Был тут один известный краевед, интересовавшийся историей этого места и собиравший у жителей различные раритеты. Посмотрите, может, что и найдете интересное. Располагайтесь в соседней комнате: сегодня там никого нет.

Среди книг оказались произведения Гомера, изданные в 18-м веке в Греции. Автора одного произведения Андрей так и не сумел определить: книга была без обложки. Он прямо с листа читал произведения, не нуждаясь в словаре.

«Надо бы найти этнического грека и поговорить с ним, чтобы определить, насколько хорошо я понимаю современный разговорный греческий язык», — подумал Андрей.

В папке оказались письма, написанные на греческом языке, датированные 18-м и 19-м веками. Несколько купчих на дома и парусники, доверенности на пользование имуществом. Все они были рукописные, и Андрей с трудом разбирал почерк авторов. На его взгляд, ничего, что бы можно включить в экспозицию музея, здесь не было. Эти документы только дополнительно подтверждали, что среди жителей Геленджика в 18–19 веках было много греков, причем довольно богатых. Все это рассказал Андрей директору музея, когда тот пришел к нему в конце дня.

— Жаль! Вы не будете возражать, если я обращусь к Вам за помощью, если что-нибудь еще отыщу в запасниках?

— Конечно, нет! Я только буду рад помочь. Кстати, Вы не знаете кого-нибудь из этнических греков, проживающих в Геленджике и еще не забывших язык? Хочу попрактиковаться в разговорном языке.

— Греков-то я знаю, но вот насколько они помнят родной язык — не могу сказать. Они все больше общаются на русском. Сходите на рынок, туда часто приезжают жители окрестных хуторов, поселков. Может быть, среди них и есть такие люди.

Андрей распрощался с директором музея и поехал на автомобиле домой.

«Что ж, теперь я уверен, что владею греческим и древнегреческим языками достаточно хорошо. По крайней мере, читать и писать умею. Пока не знаю, как это мне может помочь в жизни, но любое знание — это уже хорошо».

Постоянно роясь в своей новой памяти, Андрей неожиданно для себя начал открывать такие сведения, что только диву давался. Например, выяснилось, что его предок был жителем городка, входившего в Боспорское царство, и постоянно проживал на месте теперешней Феодосии. Был известным провидцем. К нему обращались купцы, молодожены за предсказаниями будущего. Кроме того, в район Геленджика он приезжал для строительства домов и других сооружений по заказам жителей, так как считался хорошим архитектором и строителем. Все это позволило Андрею датировать дату жизни своего предка в пределах 300–100 лет до новой эры.

Андрей обнаружил: чтобы обратиться к наследственной памяти, надо как бы отрешиться от теперешнего своего состояния. Постепенно он научился это делать, просто представляя себя этаким старцем, почему-то в зеленом халате, сидящем на ковре и с кальяном в руке. Практически сразу происходило переключение на наследственную память, и он мог копаться в ней, залезая в самые отдаленные ее уголки. Это занятие ему очень нравилось. Память не сразу пускала его в свои кладовые: для этого надо было упорно размышлять о том, что он хотел вспомнить. Не часто, но иногда его усилия пропадали всуе. Андрей считал, что он просто неверно формулировал вопросы к своей наследственной памяти, задавая их в современных терминах, не известных два с лишним тысячелетия назад.

Однажды он задался целью выяснить, нет ли у его предка каких-либо захоронок «на черный день», а если есть, то где они находятся. Андрей и так и сяк пытался сформулировать вопрос, чтобы получить у своей памяти интересующий его ответ. Долгое время ничего не удавалось. Но однажды, когда он стал представлять себе какие-то пещеры, в которых он прятал золото, серебро и драгоценности, вдруг пришло понимание, что такое место на самом деле есть. И расположено оно там, где он обнаружил разрушенные дольмены — около Джанхота. Практически такое знание ему ничего не дало, так как никаких примет местности, которые он вспомнил, за прошедшие тысячелетия не сохранилось. Вход в пещеру, наверняка, был похоронен под камнями и оползнями. Он даже не стал пытаться что-то отыскать, так как понимал бессмысленность такого занятия.