Филип Дик - Бегущий по лезвию бритвы

К примеру, Рейчел Роузен. Нет, решительно сказал он себе, она слишком худая, плоская и неинтересная. Даже грудь неразвита, как у маленькой девочки. Он выберет себе экземпляр получше. Что там сказано в информе Любы Люфт, сколько ей лет?

Он вытащил пачку листков, нашел данные на Любу Люфт, заглянул в графу «возраст». Конечно же, «так называемый».

«Двадцать восемь», — указывалось в графе. Но сделать окончательный вывод можно будет лишь при личной встрече, в контактах с анди это единственный надежный стандарт.

«Удачно, что я хоть что-то знаю об опере, — отметил Рик. — Вот и еще одно мое преимущество перед Дейвом: у меня более высокий культурный уровень. Я попытаюсь сам прихватить еще одного анди, прежде чем обращусь за помощью к Рейчел. Если, конечно, мисс Люфт не окажется исключительно трудным объектом». Но интуиция почему-то подсказывала ему, что с певицей не возникнет проблем. Полоков считался самым опасным из восьмерки; остальные, не зная, что охота на них началась, будут с удивлением озираться вокруг, и он положит их рядком, одного за другим.

Приближаясь к изысканно украшенной, просторной крыше здания оперного театра, он громко напевал попурри из арий, по мере возможности вставляя в несвязный текст итальянские слова, которые вспоминал даже без модулятора настроения, без «Пенфилда», который всегда старался держать под рукой. Самочувствие Рика, его внутреннее состояние перешло в сплошной оптимизм и ликование.

Старинное здание оперного театра было вырезано — в форме брюха кита — из стали и камня; Рик Декард попал на репетицию и сразу же окунулся в многозвучную смесь голосов и оркестровых нот; он мгновенно узнал мелодию — «Волшебная флейта» Моцарта, последняя сцена первого акта. Мавры-рабы, другими словами — хор, вступили на несколько тактов раньше, сбив очарование несложного ритма волшебных колокольчиков.

Рик уселся в одно из кресел бельэтажа; внимания на него никто не обратил. «Приятная неожиданность, — улыбнулся Рик. — „Волшебная флейта“ — одна из моих самых любимых опер». На сцене Папагено, в фантастического вида балахоне из птичьих перьев, присоединился к Памине, чтобы спеть четверостишие, от которого у Рика на глаза накатывались слезы, когда бы и где бы ему ни приходилось его услышать или вспомнить:

«А в реальной жизни, — подумал Рик, — нет волшебных колокольчиков, которые могут без особых усилий заставить исчезнуть ваших врагов. К сожалению, Моцарт, вскоре после того как написал „Волшебную флейту“, умер — на четвергом десятке — от какого-то заболевания почек. И похоронен был во рву вместе с бродягами и самоубийцами».

Размышляя над этим, Рик с удивлением подумал: а обладал ли Моцарт интуицией, предчувствовал ли он, что будущего не существует, что он уже израсходовал мизер отпущенного ему времени? «Возможно, я тоже израсходовал? — спросил себя Рик, наблюдая за продолжающейся репетицией. — Репетиция закончится, закончатся спектакли, умрут исполнители, и в конце концов будет уничтожена так или иначе последняя музыкальная нота; в итоге табличка с именем „Моцарт“ растворится под слоем всепобеждающей пыли. Если и не на Земле, то на другой планете. Мы не можем предотвратить падения в пропасть, мы можем лишь ненадолго его отсрочить. Так и анди: они могут какое-то время ускользать от меня, но все равно попадутся. Или мне, или другому охотнику за премиальными. Ведь я, — вздохнул Рик, — часть разрушающей мир энтропии. „Роузен Ассошиейшн“ создает, а я разрушаю. А как иначе назвать мою работу?»

На сцене Папагено и Памина теперь пели дуэтом. Рик, прервав размышления о силах зла, обратил слух к голосам на сцене.

Подавшись вперед, Рик внимательно изучал Памину и ее платье, волнами ниспадавшее с плеч. Сверившись с информом, Рик удовлетворенно откинулся на спинку кресла. «Сижу и спокойно рассматриваю своего третьего андроида „Нексус-6“, — заключил он, — Любу Люфт. Ирония судьбы, но ее роль навевает сентиментальные чувства. Конечно же, такой жизнерадостный и симпатичный андроид едва ли сознается, кто он на самом деле».

Люба Люфт пела на сиене, а Рик поражался богатству ее голоса; сравнивая с записями старых мастеров, он мог с уверенностью сказать, что она ни в чем им не уступает. В «Роузен Ассошиейшн» потрудились на славу, этого нельзя не отметить. И он вновь осознал себя, sub specie aeternitatis [6] С точки зрения вечности (лат.). , разрушителем, порождением того, что видит и слышит. «Возможно, чем лучше она функционирует, чем лучше поет, тем нужнее я. Если бы андроиды оставались субстандартными, как древние Кью-40 (изготовитель — „Дерейн Ассошиейшн“), то не возникло бы дополнительных проблем и никому не понадобилось бы мое искусство их усыплять. И все же — когда удобнее будет с ней покончить? — подумал он. — Как только закончится репетиция и она направится в гримерную».

Первый акт завершился, репетицию на время прервали. Дирижер объявил, что репетиция продолжится через полтора часа, и первым вышел из зала; музыканты, аккуратно сложив инструменты, последовали за ним. Поднявшись на ноги, Рик направился за сцену, где располагались артистические уборные.

Он плелся в хвосте группы музыкантов, раздумывая и выжидая, когда наступит «его время».

«Да, так и поступлю, покончу с ней как можно быстрее. Минимум затраченного времени и вопросов. Как только я буду полностью убежден..» Но технически это произойдет лишь в тот момент, когда закончится тест. «Ведь может случиться, что Дейв заблуждался на ее счет, — предположил Рик. — Надеюсь, что он ошибался, но… едва ли». К тому же профессиональное чутье уже выдаю ему заключение. А оно ни разу не подводило… за долгие годы работы в Управлении.

Остановив статиста, Рик спросил, где находится гримерная мисс Люфт; статист, одетый в костюм мавра-раба, указал. Рик подошел к двери. Небольшой листок с надписью чернильными буквами гласил: «МИСС ЛЮФТ. ВХОД ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩАЕТСЯ».

Рик постучат в дверь.

— Войдите.

Он вошел. Возле гримерного стола сидела девушка; на ее коленях лежала раскрытая папка с нотами; девушка, изучая партитуру, делана в ней пометки шариковой ручкой. Она по-прежнему была одета в костюм Памины, лишь шляпка с вуалью лежала на соседнем стуле.

— Да? — Она вопросительно подняла глаза от партитуры. — Вы же видите, я занята.

Ее светло-коричневые и неправдоподобно большие, за счет сценического грима, глаза неотрывно следили за Риком. Говорила Люба Люфт без всякого акцента.