Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя

— Ну, Калдин, — сказал Фастольф, — мы нечасто видимся, несмотря на то что уже четыре года коллеги.

— Бросьте ваше показное благодушие, Фастольф! — раздраженно рявкнул Амадейро. — И называйте меня Амадейро. Мы коллеги только по работе, и я не скрываю и никогда не скрывал уверенности в том, что ваша внешняя политика — самоубийство для нас.

За спиной Амадейро стояли три робота, огромные, блестящие. Подняв брови, Фастольф посмотрел на них.

— А вы неплохо защищены от мирного человека и его единственного робота.

— Вы прекрасно знаете, что они не нападут на вас. А почему вы пришли с Жискаром, а не с вашим шедевром Дэниелом?

— Дэниелу лучше держаться от вас подальше, Амадейро. Так безопаснее.

— Шутить изволите? Мне больше не нужен Дэниел. Мы делаем собственных человекоподобных роботов.

— На базе моих чертежей.

— Усовершенствованных.

— Однако вы их не используете. Вот поэтому я и пришёл к вам. Я знаю, что моё положение в Институте чисто номинально, что даже моё присутствие нежелательно, не говоря уже о моих суждениях и рекомендациях. Однако я как сотрудник Института протестую против вашего нежелания использовать человекоподобных роботов.

— А как, по-вашему, мы должны их использовать?

— Предполагалось, что человекоподобные роботы будут осваивать новые миры, куда впоследствии эмигрируют космониты, — не так ли?

— Но против этого вы и выступали, не так ли?

— Да, выступал. Я хотел, чтобы космониты сами обустраивали новые планеты. Этого, однако, не произошло и, как я теперь вижу, вряд ли произойдёт. Тогда давайте пошлем человекоподобных роботов. Это всё же лучше, чем ничего.

— Все ваши альтернативы ничего из себя не представляли, пока в Совете не возобладала ваша точка зрения. Космониты не поедут в необустроенную глушь, и им, похоже, не нравятся человекоподобные роботы.

— Так вы же не дали космонитам шанс полюбить их. Земляне уже начали заселять новые планеты, даже самые дикие, и делают это без помощи роботов.

— Вы прекрасно знаете разницу между землянами и нами. Их на Земле восемь миллиардов плюс множество поселенцев.

— Но и нас пять с половиной миллиардов.

— Это не единственное различие, — сердито сказал Амадейро. — Они плодятся, как насекомые.

— Нет. Численность земного населения стабильна вот уже несколько столетий.

— Но у них есть потенциальная возможность. Если они дружно бросятся в эмиграцию, то легко могут производить по сто шестьдесят миллионов особей каждый год, и по мере завоевания новых миров это число будет расти.

— Но и мы способны увеличить прирост населения до ста миллионов в год.

— Биологически — да, но не социологически. Мы живем долго и не хотим уходить так быстро.

— Мы можем послать большую часть новых людей на другие планеты.

— Они не поедут. Мы дорожим нашими людьми, сильными, здоровыми, способными прожить почти четыре столетия. Земля же не ценит людей, которые живут меньше ста лет, страдают от болезней и выживают из ума даже за этот короткий промежуток времени. Для них не имеет значения, что они будут ежегодно обрекать миллионы на нищету и гибель. В сущности, даже сами жертвы не боятся нищеты и смерти, поскольку ничего другого на Земле не имеют. Эмигрирующие земляне улетают из своего зачумленного мира, хорошо зная, что хуже не будет. А мы, наоборот, ценим наши благоустроенные и уютные планеты, и нам нелегко покинуть их.

— Сколько раз я слышал эти аргументы! Между прочим, Амадейро, Аврора тоже когда-то была дикой планетой, а стала удобной и уютной, и так было с каждым Внешним миром.

— Мне тоже осточертели ваши аргументы, но я не устаю отвечать на них. Пусть Аврора была примитивной, но её заселили земляне, а другие Внешние миры заселялись если не землянами, то космонитами, которые ещё не забыли о своем земном происхождении. Но теперь не те времена. То, что сделали тогда, сегодня сделать нельзя. — Он хищно оскалился. — Нет, Фастольф, вся ваша политика направлена на то, чтобы сотворить Галактику, населённую одними землянами, в то время как космонитам должен прийти конец. Теперь вы видите, что так и происходит. Ваша знаменитая поездка на Землю два года назад стала поворотным пунктом. Вы предали собственный народ, подтолкнув этих полулюдей к экспансии. Всего за два года они заняли двадцать четыре планеты, и число это растёт.

— Не преувеличивайте. Ни один из Поселенческих миров ещё не готов к заселению и не будет готов ещё несколько десятилетий. И не все они окажутся подходящими, так что, когда ближайшие планеты будут заняты, шансы на дальнейшее заселение уменьшатся, и первоначальный поток спадет. Я одобрял их экспансию, потому что рассчитывал и на нашу. Мы ещё можем догнать их, если постараемся, и в здравом соревновании займем Галактику вместе.

— Нет, — сказал Амадейро. — То, что вы имеете в виду, — самая деструктивная политика из всех возможных. Дурацкий идеализм. Экспансия односторонняя и таковой останется, что бы мы ни делали. Земляне лезут безудержно, и их нужно остановить, пока они не стали слишком сильными.

— Как вы предлагаете это сделать? У нас с Землей подписан договор о дружбе, где особо оговорено, что мы не станем препятствовать их экспансии в космосе, а они не тронут ни одной планеты в радиусе двадцати световых лет от каждого Внешнего мира. И они строго соблюдают свои обязательства.

— О договоре всем известно. Всякий знает, что ни один договор не будет соблюдаться, если он начинает действовать против государственных интересов более могущественной из подписавших его сторон. Я не признаю ценности этого договора.

— А я признаю, и он будет соблюдаться.

Амадейро покачал головой:

— Трогательная вера. Как он будет соблюдаться после того, как вы отойдёте от власти?

— Я пока не намерен отходить.

— Как только Земля и её поселенцы станут сильнее, космониты испугаются, и вы долго у власти не удержитесь.

— А если вы разорвёте договор, уничтожив Поселенческие миры, и закроете ворота на Землю, станут ли космониты эмигрировать и заселять Галактику?

— Скорее всего нет. Но если мы решим, что нам этого не надо, что нам и здесь хорошо, так не всё ли равно?

— В таком случае Галактика не станет человеческой империей.

— Ну и что?

— Тогда космонитам придёт конец, даже если и Земля погибнет.

— Излюбленная трескучая фраза вашей партии, Фастольф. Нет никаких доказательств, что такое случится. Но, даже если это случится, это будет наш выбор. По крайней мере мы хоть не увидим, как маложивущие варвары захватывают Галактику.

— Вы всерьез намекаете, что хотели бы увидеть смерть космической цивилизации, лишь бы остановить Землю?

— Я надеюсь, что мы не погибнем, Фастольф, но, если случится худшее, тогда что ж, моя смерть не менее страшна, чем триумф этих недочеловеков, маложивущих, пораженных болезнями существ.