Андрей Балабуха - Люди кораблей

— Сейчас, — ответил Тулин, и Боллу понравился его тон — деловой и спокойный.

При виде корабля Болла всегда наполняло ощущение человеческого могущества, создавшего, поднявшего в космос эту громадину, чтобы затем… Но затем была катастрофа, и могучая готическая башня «Сёгуна», какая-то недомерочная после катапультирования двигателей, производила теперь впечатление жалкое и гнетущее. Маленький двухместный вездеход медленно съехал по грузовому пандусу, лихо развернулся, промчался по песку, поднимая за собой пыльные усы, словно катер, идущий на редане, снова повернул, — это Наан пробовал машину, — и наконец медленно взобрался на вершину бархана, где стоял Болл.

За пределами голубого конуса, бросаемого прожектором над шлюз-камерой, была чернота, в которой терялась граница между черными песками и черным, малозвездным небом. Люди стояли как раз на грани света и тьмы.

— Ну, добро, — сказал Болл. — Очень хочу верить, что у вас получится, Юра. Связь через каждые шесть часов по корабельному. — Последнее относилось уже к Наану. Тот кивнул. Тулин улыбнулся и подмигнул командиру. Затем отступил к машине. В светлом обтягивающем костюме из холодящей крептотитовой ткани тонкая фигура его казалась какой-то воздушной, словно на этом месте просто уплотнился голубоватый свет прожектора.

Чмокнули, закрываясь, дверцы, машина тронулась, рывком набрала ход и мгновенно исчезла: вздымающийся за ней пыльный хвост поглощал неяркий свет рубиновых кормовых огоньков.

Болл вернулся к кораблю. Даже ночью здесь было жарко, очень жарко, потому что песок отдавал накопленное за день тепло, а ровный и довольно сильный ветер не приносил даже подобия прохлады.

— Что ты задумал, Юра?

— Увидишь. — Тулин колдовал над картой, полученной на основе аэроснимков «Актеона» тридцатилетней давности. — Вот, — он протянул карту Наану. Тот посмотрел: по ровному желтому полю змеилась сложная спираль, — Это наш маршрут.

— А дальше что?

— Увидишь. — Наану показалось, что Тулин словно стесняется чего-то. Он замолчал.

— Стой, — сказал Тулин примерно через час. — Начнем здесь. Он открыл дверцу, и в машину хлынул жаркий сухой воздух. Наана сразу бросило в пот. Он смотрел, как Тулин, раскрыв футляр разрядника, извлек оттуда раздвоенную ветвь длиной около метра и толщиной сантиметра два-три. — Ага, — сказал Тулин, отвечая на вопросительный взгляд Наана. — В парке срезал. — Он имел в виду корабельный парк. — Перед самым отъездом. Да ничего, отрастет…

Наан растерянно кивнул. Тулин шагнул наружу. Потом вдруг остановился, скинул ботинки и бросил их в машину.

— Так, пожалуй, будет лучше. Чище контакт.

— С ума сошел! — ахнул Наан.

— Ничего, — улыбнулся тот, — в Академии мы по углям бегали, было дело. Не беспокойся.

…Тулин шел впереди, шел медленно, держа в вытянутых руках свой ореховый прут. А сзади, так же медленно, выдерживая дистанцию в сотню метров, полз вездеход.

Вставало и садилось солнце, — день здесь был значительно короче земного. Через каждые шесть часов Наан вызывал корабль. Болл принимал доклад, потом рассказывал о новостях. Велин связался с Базой, и спасатель к ним идет с Тенджаба-XII, так что его можно ожидать месяца через четыре. Воздушные колодцы дали первые литры воды, однако их производительности явно не хватит, — подспорье, но не больше того. А вот оборотный цикл Шрамму пока еще не удается наладить. А как там Тулин? Нормально. На этом сеанс кончался. И Наан снова вел машину, следя за тонкой фигуркой в светлом костюме. Изредка Тулин останавливался, и тогда Наан догонял его. Они наскоро перекусывали, запивая еду несколькими скупыми глотками подсоленной воды. Ее оставалось все меньше…

Наану, сидящему в машине с кондиционированным воздухом, было мучительно стыдно перед Тулиным, шедшим босиком по раскаленной пустыне. Ветер насек ему песком лицо; потемневшая, потрескавшаяся и ссохшаяся кожа поросла жесткой, темной щетиной. Они находились в маршруте уже четверо суток. Голова у Наана была тяжелой, как это всегда бывает, когда несколько ночей заглушаешь потребность в сне таблетками тониака. Он сунул руку в нагрудный карман, чтобы достать очередную таблетку, как вдруг увидел, что Тулин упал на песок. Рука опустилась сама, рывок, машина одним прыжком преодолела разделявшие их полсотни метров и замерла. Наан выскочил наружу. «Тепловой удар, — решил он еще по дороге. — Доигрались…».

Тулин был в сознании. Он лежал на песке, и его била крупная дрожь. Руки, со вздувшимися, затвердевшими буграми мышц, все еще сжимали ореховый прут. А из глаз, — Наан не поверил себе, он не мог даже представить такого, — из глаз текли крупные слезы.

— Все, — чуть слышно прошептал Тулин. — Вызови Болла, Айвор. Нужна буровая. Вода глубоко, но есть. Вызови Болла, Айвор…

Какую-то секунду Наан колебался. Потом поднял Тулина и на руках снес в машину, уложил на заднем сиденье. Пока он вызывал корабль, Тулин уснул, разметавшись и приоткрыв рот.

— Юре плохо, — сказал Наан, услышав голос Болла. — На тепловой удар не похоже. Но плохо. Бредит. Уверен, что нашел воду. И просит вас немедленно прислать буровую…

— Дайте пеленг, — приказал Болл. — И ждите. — Он отключился.

Караван пришел через шесть часов: геотанк с буровой установкой, тягач, буксировавший волокуши с цистерной, в которой Наан узнал резервуар с разведбота, и вездеход — большая двенадцатиместная машина, откуда первыми выскочили Болл и Лео Стайн, корабельный врач. Потом Наан уже ничего не помнил — он уснул.

Его не разбудил ни скрежет буровой установки, ни рев двигателей, ни вой пронесшейся над ними, к счастью короткой, песчаной бури… Его разбудил запах. Запах воды. Воды, фонтаном бившей из скважины, воды, невероятным, фантастическим, многометровым, грохочущим цветком распустившейся над пустыней…

Управляемый автомедонтом вездеход шел зигзагами, лавируя между барханами, и лишь на такырах выходил на прямую. Это удлиняло путь, но зато избавляло пассажиров от изнуряющей качки, когда приходилось пересекать песчаные гряды. По временам Наан бросал взгляд на экран заднего обзора — туда, где тащился тягач с резервуаром на буксире. На том же он поймал и остальных. В салоне было тихо: Болл разговаривал с кораблем. Но вот он произнес традиционное «конец» и убрал руку с панели телерада. Тотчас прерванный очередным сеансом связи разговор возобновился.

— В свое время я читал об этом, но — должен признаться — был уверен, что лозоходцы — столь же мифические персонажи, как всякие кикиморы и лешие. — Лойковский говорил негромко, опустив взгляд на камешек, который вертел в пальцах.