Николай Романецкий - Подарок для Тамухи

— Ну, ладно-ладно, — примирительно сказал он. — Чего надо-то? Зачем звал?

Эх, зря я его сюда притащил, снова подумал Федотов, да уж поздно теперь. Сказал «А» — говори и «Б».

— Посоветуй, как его можно использовать.

— А ты продай его мне, — сказал вдруг Боша проникновенно и схватил Федотова за плечо.

— Нет, — сказал Федотов и поднял руку, словно защищаясь от удара. Боша обиженно надул губы.

— Бесплатных советов не даю, — сказал он, отворачиваясь в сторону.

— Не боись, свое получишь.

Боша молча смотрел на Федотова, и было почти видно, как у него в голове скачут цифры. Это продолжалось недолго. Боша что-то высчитал, сказал:

«Я сейчас» и убежал к себе.

Федотов снова закурил. Его не покидало ощущение, что что-то он делает не так. Но поскольку он все равно не знал, что он делает не так и как надо делать это что-то, то он не стал ломать голову, а, сорвав пробку еще с одной маленькой, сделал хороший глоток.

— А вот и я, — сказал Боша, появляясь в дверях лоджии.

Глаза у Боши блестели от возбуждения, от нетерпения он даже слегка приплясывал. В руках у него была книжка.

— Вот, — сказал Делавар. — Вот то, что надо!

Федотов посмотрел на обложку. «М. Булгаков, — прочитал он. — Мастер и Маргарита».

— Читал? — спросил Боша.

Федотов помотал головой.

— А я читал, — сказал Боша. — Сильная вещь.

Федотов пожал плечами. К чему все это? Маргариты всякие… Про любовь, наверное. А что такое любовь, он и без книжек знает. Сопляк этот и сотой доли не видел того, что довелось в жизни увидеть ему, Федотову.

— Клади ее туда, — сказал Боша.

Федотов послушно положил книгу в шкафчик, а когда вытащил оттуда две, Боша восторженно хлопнул в ладоши.

— Одна тебе, другая мне, — сказал он.

— Зачем она мне? — сказал Федотов, осторожно беря книгу в руки.

— Чудак ты, дядя Витя, — сказал Делавар с усмешкой. — Эта вещица на книжном толчке пятьдесят рэ стоит.

— Что ты говоришь? — изумился Федотов. — И берут?

— С руками отрывают, — сказал Боша. — Уж я-то знаю… Так что десять раз откроешь дубликатор, вот тебе и полтысячи. Костюм себе купишь, тете Тамаре пальто… Давай-ка, заталкивай туда сразу обе. Влезут?

— Влезут, — сказал Федотов. Он проделал уже привычные манипуляции и открыл дверцу. Левое отделение было пусто.

— Что за черт?

Он отпустил дверцу и, когда она тихо закрылась, вновь потянул ее на себя. Книги по-прежнему лежали только справа.

— Что случилось? — спросил Боша. — Не работает?

— Подожди, подожди… — пробормотал Федотов. Он взял шкафчик в руки, потряс его, постучал по крышке кулаком и опять открыл дверцу. Книги в левом отделении не появлялись.

— Кажется, сломался… — растерянно сказал он Боше.

— Как это сломался? — сказал тот… — Такая техника ломаться не может.

— А ты откуда знаешь? — ядовито сказал Федотов. — Ты, что ли, ее делал?

— То-то и оно, что не я, — сказал Боша. — Не мы.

Федотов подергал дверцу еще несколько раз, потом ее подергал Боша, но все было тщетно — проклятый дубликатор работать не желал. Делавар взял его в руки и стал осматривать, надеясь отыскать какую-нибудь кнопку или выключатель.

— Странный какой-то номер, — сказал он, глядя на цифры в углу. — Одни нули.

— Почему нули? — сказал Федотов. — Последняя там восымерка.

— Какая восьмерка? — воскликнул Боша. — Ты считаешь, что я не могу отличить нуля от восьмерки?.. Восьмерка… — Он вдруг застыл на месте, а потом вдруг с размаху хлопнул себя ладонью по лбу. — Стоп, машина!..

Ну-ка, дядя Витя, рассказывай, что ты делал с ним до меня.

Федотов описал ему все свои манипуляции со шкафчиком. Хотел было промолчать о пятерочке, но, махнув рукой, рассказал и про нее.

— Так ты говоришь, последней была цифра восемь, — сказал Боша и стал что-то высчитывать, шевеля губами и загибая пальцы на руке.

— Я знаю, почему он перестал работать, — печально сказал Федотов. — Зря я тебя позвал! Пока мы делали для себя, он работал, а как стали для спекуляции…

Боша перестал высчитывать и посмотрел на него уничтожающим взглядом.

— Для спекуляции!.. — передразнил он Федотова. — Тоже мне моралист отыскался! — Он достал из дубликатора книги. — Дурак ты, дядя Витя, хоть и пожилой человек. Форменный дурак, извини за выражение.

И он вдруг разразился такой площадной бранью, какой Федотов никак не ожидал услышать от этого прилизанного маменькиного сынка. Он растерянно смотрел на Бошу и мял в руках сигаретную пачку.

— Идиот! — шипел Боша. — Кретин безмозглый!.. В кои-то веки ему волшебная палочка в руки попала, а он ее на водку да на сигареты…

Алкоголик несчастный! В сказках всего три просьбы выполняются…

всего-навсего три, а у него целых восемь было — озолотиться можно… До старости дожил, а ума — и стопки не наберется. Весь пропил…

Боша ругался и ругался, а Федотов молча слушал его выкрутасы. Он понимал, что что-то сделал не так, только никак не мог понять — что.

Наконец, Боша иссяк. Он зло плюнул вниз, на улицу, засунул обе книжки подмышку и собрался уходить.

— Подожди, Миша, — виновато сказал Федотов. — Объясни ты мне, ради бога, что такое с ним, с проклятым, случилось.

— Что случилось… — опять передразнил его Боша. — Видел заводные игрушки?.. Машинки и все такое прочее?..

Федотов кивнул.

— Так вот, у него всего-навсего кончился завод.

— Не понимаю, — тихо сказал Федотов и жалобно добавил. — Какой завод?

При чем тут завод?

Делавар, не выпуская из подмышки книг, ткнул пальцем в угол шкафчика.

Федотов посмотрел. В углу, где был номер, стояло красноречивое 0000.

— Когда его изготовили, — сказал Боша, -он был рассчитан на определенное количество дубликаций. Когда ты его нашел, энергии оставалось всего на восемь раз. Ты их потратил на всякую ерунду…

Теперь можешь его выбросить или повесить в ванную. Будешь хранить в нем зубную пасту. Ни на что другое он больше не пригоден. С чем вас и поздравляю!

И Боша ушел домой, кипя негодованием и унося с собой оба экземпляра «Мастера и Маргариты».

Федотов посидел немного, глядя невидящими глазами на мертвый

дубликатор. Потом он допил начатую маленькую и сорвал пробку с очередной…

На следующее утро он проснулся поздно и обнаружил себя в одежде на полу. Из открытой двери в лоджию на него тянуло легким сквозняком. Он позвал Тамуху, но ответа не получил: по-видимому, она куда-то уже ушла.

А может быть, со вчерашнего еще не возвращалась.

Федотов с трудом поднялся на ноги. Голова раскалывалась от боли. На сердце разместилась по-хозяйски двухпудовая гиря тоски. Пошатываясь, Федотов выбрался на лоджию. По полу были разбросаны пустые маленькие и окурки. Утренний ветерок разносил по ним странную белоснежную пыль.