Сергей Рощин - Верная возможность

- О, мой рыцарь, - голос ее потеплел. - Ты умеешь просить так, чтобы всегда получать то, что хочешь. Я скоро приеду, жди.

- Жду, мой ангел! - я повесил трубку и с шумом выдохнул воздух. Ну разве трудно получить от женщины то, чего она сама хочет. Моя мысль не слишком сложна для вас?

Я сидел на переднем сидении "Вольво", целовал ее в губы и одновременно гладил по волосам и по спине. Это продолжалось уже почти что две минуты. Впервые в жизни все эти действия я совершал с настроением и желанием каторжника и даже не пытался хоть как-то продвинуться дальше.

- Еще, еще, - прошептала Люба. - Я так давно тебя не видела.

- Я тебя тоже, - прошептал я ей в ухо. - Дай мне, пожалуйста, пропуск.

- Зачем? - засмеялась она. - Расскажи мне. И вообще расскажи мне, что с тобой случилось вчера на самом деле. Ведь все, что в статье - неправда, верно? - она впилась своими губами в мои.

- Во первых, в таком положении я не смогу тебе ничего рассказать, заявил я отрывая ее от себя. - Во-вторых, с чего ты взяла, что в статье я все наврал.

- Не важно. Женщина сердцем такие вещи чувствует, - ее руки обвили мою шею. - Возьми меня прямо здесь, и я отдам тебе пропуск.

- Ты с ума сошла, - завопил я. - Здесь куча народу, а еще совсем светло. Кроме того, я ранен.

- Глупенький! - засмеялась Люба. - Здесь есть темные шторки, - она нажала какую-то кнопку и боковые стекла стали медленно закрываться выползающими снизу черными экранами. Ее рука погладила меня по голове. Я заорал благим матом, так как при этом она задела мою шишку.

- Тебя это всегда так возбуждает, я помню, - захохотала она и укусила меня за ухо.

Я действительно был очень возбужден. Мне хотелось как можно скорее закончить разговор с этой глупой бабенкой и приступить к реализации своего плана. И дорога мне была каждая секунда.

- Эй, а переднее и заднее? - слабо возразил я.

- Ну ты и дурачок! Да они же как-то там с помощью электричества с той стороны непрозрачными становятся. Ну давай скорее, - она откинула спинку своего сиденья, задрала ноги на приборный щиток и принялась стаскивать с себя трусики.

Я чуть не поперхнулся: они были розового цвета. С той минуты я этот цвет возненавидел всею душой.

Осмотрев внутренность "Вольво", я пробормотал:

- Да, шведы, конечно в этом деле толк понимают. Отсюда ничего торчать не будет.

После этого я поискал взглядом любину сумочку. Она валялась на заднем сидении. Ну что же, тогда поехали.

С диким звериным рыком я навалился на соседку. Рот я ей зажал поцелуем, одновременно не давая повернуть голову. Одна моя рука ушла к ней под юбку, а другая дотянулась до сумочки и открыла ее. Раздался стон. Готов поклясться, что стонала не сумочка.

Работать пришлось обеими руками одновременно. Наконец, через несколько секунд, произведя ряд несложных и знакомых каждому взрослому человеку движений, одна из моих рук достигла вожделенной цели, попутно, правда, уколовшись обо что-то острое. Еще через секунду этот пропуск перекочевал из сумочки в мой карман, и я, снова закрыв его прежнее вместилище, резко откинулся на свое сиденье.

- Ну-у-у, - снова раздался стон.

- Не-е-е-т, не могу, - замотал я головой. - Я совсем забыл. Совсем забыл. У меня как раз сегодня годовые.

- Чего? - на только что выражавшем экстатическое блаженство лице Любы появилась какая-то странная гримаса.

- Ну годовые. Понимаешь, у вас есть месячные, а у нас - годовые, разъяснил я.

- Чего ты врешь! - возмутилась она и опустила ноги на пол. - Никогда, нигде и ничего об этом не слышала.

- Да, - я скорбно покачал головой. - Понимаешь, мужчины настолько уязвлены этим явлением, что предпочитают на этот счет помалкивать в тряпочку. Как же, это ведь унижает их мужскую гордость. Вот муж когда-нибудь с тобой спать отказывался? - задал я вопрос.

- Ну да, конечно, - ответила она. - Бывает.

- И говорит, что устал, да, - засмеялся я.

- Да, - согласилась Люба.

- И часто?

- Гм, - она задумалась. - Да знаешь, раза два в месяц, не меньше.

- О-о-о-о! - я схватился за голову, старательно обходя при этом шишку и ссадины. - Тогда у него, скажу я тебе, серьезное расстройство половой функции. Или мозговой, - последнее предположение я произнес только про себя.

- Да, может тогда скажешь, в чем это все у вас выражается? - она поджала губы.

- Нет... Нет! Мне стыдно, - я изобразил на лице выражение, которое бывает у школьника, застигнутого во время урока в туалете за курением марихуаны преподавателем, как раз зашедшим туда ширнуться. - Спроси лучше у мужа. Он сначала будет отнекиваться, спрашивать, кто сказал тебе такую глупость, но если ты поднажмешь, то в конце концов расколется.

Люба недоверчиво посмотрела на меня.

- Да? Ладно, я спрошу. Но если окажется, что ты врешь... Лучше тогда мне на глаза не попадайся!

- Ну разве я тебе хоть когда-нибудь врал? - я мужественно выдержал ее взгляд. - И, пожалуйста, оставь мне машину.

- Еще чего? После такого твоего поведения! - возмутилась она. - И вообще, что я мужу скажу?

- А то же, что ты сказала бы и в случае иного моего поведения, заметил я. - К тому же перед лицом своих товарищей обещаю: завтра утром она будет стоять у тебя под окнами. - Мне было уже все равно. - Ну разве я когда-нибудь тебя обманывал?

- Ну ладно, - сдалась она. - Довези меня до моей улицы.

- Только до ближайшей остановки, - твердо заявил я.

Она молча перелезла на заднее сиденье. Я сел на место водителя, поднял спинку и выехал со стоянки. Минуту спустя, вылезая на остановке, она наклонилась ко мне и поцеловала взасос.

- И все-таки ты - настоящий мужчина! Ты всегда умеешь просить так, чтобы непременно получать все то, чего хочешь. Но пропуск ты все-таки не получил, - она соблазнительно высунула свой язычок и провела им по губам.

В ответ я только усмехнулся.

Отъехав немного от этого места, я принялся внимательно изучать приборный щиток "Вольво". После этого я перевел взгляд на педали, и тут уже настала моя очередь стонать. На полу кабины лежали розовые трусики.

"Потаскуха" имела проходную, построенную по принципу метро. Только вместо жетона в автомат нужно было вставить пропуск с магнитным вкладышем. ЭВМ фиксировала код, отмечала время прихода или ухода и подавала сигнал автомату, который отключал "защелки" и зажигал зеленую лампочку. На пропуске, конечно, имелась фотография, но я ни разу не видел, чтобы хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь обращал на нее внимание.

Таким образом, любой шпион мог, украв пропуск, безо всякого труда проникнуть на "потаскуху" с потоком рабочих. Только вот ни одного, даже самого завалящего шпиона не интересовала та дрянь, что там производили, так как по слухам именно ею еще в 1914 году немцы потравили своих противников.

В семь часов начинала работу какая-то непонятная смена, это я знал точно. Поэтому, припарковав "Вольво" несколько в стороне от общей стоянки, я потопал в сторону проходной. Прямо перед ней расположился мальчишка, который торговал газетами. Рабочий класс прессу брал не очень охотно, но я подошел и спросил наш экстренный вечерний выпуск. Он уже вышел, и молодой нахал содрал с меня тройную цену.