Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Задыхаясь, Энниус проговорил:

— Доктор Алварден, вы ставите себя…

Дверь снова отворилась, и в комнату вошел полковник.

— Что? Разве этот Вялкис не говорил с официальным лицом? Он должен был оговорить свое недельное пребывание здесь.

— Он говорил, и он еще здесь. Но только есть и толпа. Мы готовы в нее стрелять: и, как воинский командир, именно это я и советую делать. У вас есть какие-нибудь предложения, Ваше Превосходительство?

— Подождите открывать огонь, пока я не повидаюсь с Вялкисом. Приведите его сюда. — Он повернулся: — Доктор Алварден, я с вами закончу позже.

Вялкис, улыбаясь, вошел. Он отвесил Энниусу самый любезный поклон, на который тот лишь слегка кивнул.

— Сядьте здесь, — недовольно сказал Прокуратор. — Меня проинформировали о том, что ваши люди собираются в окрестностях форта Дибурри. Это не было предусмотрено нашим соглашением… И мы вовсе не желаем кровопролития. Но и наше терпение не беспредельно. Вы можете заставить их спокойно разойтись?

— Если я решусь на это, Ваше Превосходительство.

— Если вы решитесь… Вам лучше решиться, и поскорее.

— Вовсе нет, Ваше Превосходительство! — И теперь улыбка секретаря застыла, а рука протянулась вперед. — Глупец! Вы слишком долго ждали и за это можете умереть! Или жить рабом, если предпочтете это… но помните, это будет нелегкая жизнь…

Уверенность и ярость этого утверждения не произвели на Энниуса нужного эффекта. Даже здесь, принимая на себя самый сильный удар за всю свою карьеру, Энниус не растерялся. Лишь мрак и усталость еще больше сгустились в его глубоко посаженных глазах.

— Значит, я со своей осторожностью потерял слишком много времени? История с вирусами была правдой? — Удивление в его голосе было почти абстрактным и безразличным. — Но сама Земля… вы же мои заложники.

— Вовсе нет! — мгновенно последовал радостный крик. — Это вы и ваши люди — мои заложники. Вирус, который сейчас распространяется по Вселенной, не оставил Землю невосприимчивой к нему. Он уже достиг атмосферы. Мы имеем иммунитет, но как насчет вас, Прокуратор? Не чувствуется ли у вас слабость? Сухость во рту? Не болит ли у вас голова? Это, знаете ли, не продлится долго. А антибиотики вы можете получить только от нас.

В течение долгого времени Энниус ничего не говорил. Лицо его вдруг сделалось на удивление надменным.

Потом он повернулся к Алвардену и холодным, лишенным красок тоном произнес:

— Доктор Алварден, я должен просить у вас прощения за то, что сомневался в ваших словах. Доктор Шент, мисс Шент — прошу вас простить меня.

Алварден пробормотал сквозь зубы:

— Благодарю вас за ваши извинения. Теперь они всем очень помогут.

— Ваш сарказм справедлив, — сказал Прокуратор. — Если вы позволите мне, то я предпочел бы вернуться на Эверест и умереть вместе со своей семьей. Возможность какого бы то ни было компромисса с этим… человеком, конечно, совершенно отпадает. Мои солдаты из службы Имперского Прокуратора, я уверен, как следует проявят себя перед смертью, и немало землян успеет осветить для нас темные туннели смерти… Прощайте.

— Подождите, подождите, не уходите. — Энниус медлительно оглянулся на этот новый голос.

Иосиф Шварц, хмурый, еле стоящий на ногах от усталости, с трудом преодолел порог комнаты.

Секретарь напрягся и отшатнулся. Внезапно в нем зародилось подозрение, и он в упор посмотрел на человека из прошлого.

— Нет, — взвизгнул он, — вы не сможете вырвать у меня секрет антибиотика. Он есть только у немногих людей, и только немногие знают, как правильно им пользоваться. Все это находится в безопасности, вне вашей досягаемости, пока не наступит нужный момент.

— Но нужное время настанет совсем не тогда, когда вы рассчитываете. Видите ли, никакого токсина нет, а вирус никуда не распространяется.

Это заявление не сразу стало понятно присутствующим. Алварден ощутил, как удивительная мысль закопошилась в его мозгу. Может быть, он действительно подвергся внушению? Может, все это — гигантская мистификация, в которой замешан не только секретарь, но и он сам? Но если так, то почему?

Но заговорил Энниус:

— Интересно, что вы имеете в виду?

— Это несложно, — сказал Шварц. — Когда мы сидели здесь вчера вечером, я понял, что не смогу сделать ничего другого, как только сидеть и слушать. И тогда я начал воздействовать на мозг секретаря… Я не хотел там оставаться. И, в конце концов, он попросил, чтобы меня удалили из комнаты. Этого-то я и добивался, а остальное было делом нетрудным. Я заставил охрану бездействовать и направился к воздушному судну. Форт находился в состоянии боевой готовности, и машина была снабжена горючим, вооружена и готова к полету. Пилоты ждали. Я выбрал одного из них, и мы полетели в Сен-Лу.

Секретарь, должно быть, хотел что-то сказать, но его рот открывался и закрывался совершенно беззвучно.

Заговорил Шент.

— Но вы не могли никого заставить вести самолет, Шварц. Все, что вы могли, это заставить идти.

— Да, когда человек действует против своей воли. Но из Разума доктора Алвардена я узнал, как сильно ненавидят землян сириане, поэтому я нашел пилота, который был рожден в секторе Сириуса — это лейтенант Клауди.

— Лейтенант Клауди? — воскликнул Алварден.

— Да… Вы его знаете. Да, я ясно читаю в вашем Разуме.

— Держу пари… Продолжайте же, Шварц.

— Этот офицер ненавидел землян с такой силой, что это даже трудно себе вообразить. Он даже меня ненавидел, а я ведь был внутри его мозга. Он желал их уничтожить. Лишь дисциплина сковывала его и мешала ему привести в жизнь свои планы. Этот Разум относится к группе совершенно отличных. Лишь небольшое предложение, маленький толчок — и никакая дисциплина его уже не удержит. Я не уверен, что он осознал мое присутствие в самолете.

— Как вы нашли Сен-Лу? — прошептал Шент.

— В мое время, — сказал Шварц, — был такой город, он назывался Сент-Луис. Он находился у слияния двух больших рек… Была ночь, в море светились радиоактивные полосы… а доктор Шент говорил, что храм стоит на изолированном оазисе нормальной почвы. Мы пошарили прожектором — по крайней мере, так мне показалось — и увидели внизу пятиугольное здание. Оно совпадало с тем изображением, которое я уловил в мозгу секретаря… Теперь на том месте, где оно стояло, остались впадины в сто футов глубиной. Это произошло в три часа утра. Вирусы не были посланы, и Вселенная свободна.

С губ секретаря сорвался животный крик — вопль смертельно раненного демона. Казалось, он сейчас прыгнет вперед — но, не успев начать рывок, он рухнул на пол.

Тонкая струя слюны медленно потекла из-под его верхней губы.

— Я его не трогал, — тихо проговорил Шварц. Потом, задумчиво глядя на поверженную фигуру, продолжал: — Я вернулся еще до шести, но знал, что мне следует подождать, пока смертельный рубеж не будет перейден. Вялкис должен был заявить о своем величии. Я знал это из его Разума, но обвинение себе вынести мог лишь он… Вот он теперь здесь и лежит.