Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

— Приветствую вас, сэр. Вайдемос казнен. Новость, конечно, не объявлена.

— Это меня не удивляет.

— Ранчер ничего не сказал. Он храбрый и верный человек.

— Да. Но простой храбрости и верности мало, иначе его бы не схватили. Иногда полезна маленькая трусость. Неважно! Я говорил с его сыном, новым Ранчером, который тоже едва не погиб. Он будет нам полезен.

— Каким образом, сэр?

— Лучше пусть события ответят на ваш вопрос. Я не могу предсказывать. Завтра он вылетает к Хинрику Родийскому.

— К Хинрику? Молодой человек подвергает себя ужасному риску. Знает ли он, что…

— Я сказал ему столько, сколько мог, — резко ответил Джонти. — Мы не можем слишком доверяться ему, пока он не проявил себя. В нынешних обстоятельствах он для нас такой же человек, как все остальные, и должен подвергаться риску. Больше не вызывайте меня здесь. Я оставляю Землю.

Джонти резко прервал мысленный контакт.

Спокойно и внимательно обдумывая события ночи и дня, взвешивая каждое из них, он слегка улыбнулся. Все сделано аккуратно, и теперь комедия будет разыгрываться сама.

Ничего не оставлено на волю случая.

Первый час подъема космического корабля, когда он вырывается из планетарного рабства, весьма прозаичен. Суматоха отъезда в принципе такая же, как и та, которая сопровождала отталкивание челна от берега на какой-нибудь первобытной реке.

Нужно разместиться, позаботиться о багаже. Повсюду — бессмысленная, напряженная торопливость. Последние выкрики, вопросы, глухой звон закрываемых люков сопровождаются глухим шумом нагнетаемого воздуха.

Затем зловещая тишина и вспыхивающие в каждом помещении красные надписи: «Займите противоперегрузочные устройства».

Стюарды снуют по коридорам, стучат во все двери и распахивают их:

— Прошу прощения. Наденьте костюм.

Вы сражаетесь с костюмом, холодным, жестким, неудобным, но помещенным в гидравлическую систему, которая поглощает опасное ускорение при взлете.

Далекий грохот атомных моторов, низкое гудение атмосферного маневрирования.

Костюм оседает в колыбели с густым маслом, а потом медленно подается вперед. Если в этот период вам удастся справиться с тошнотой, можете считать себя застрахованным от космической болезни.

В первые три часа полета смотровая комната закрыта для пассажиров. Образовалась длинная очередь ждущих, пока останется позади атмосфера и откроются двойные двери. Тут не только обычная публика, никогда не бывавшая раньше в космосе, но и более опытные путешественники.

Вид Земли из космоса никому не хотелось пропустить.

Смотровое помещение представляло собой пузырь в обшивке корабля, выполненный из прозрачнейшего, в два фута толщиной пластика. Подвижная крышка, защищающая пузырь от действия атмосферы и частиц пыли, скользнула назад. Свет погасили, и галерея заполнилась пассажирами. Их лица четко вырисовываются в сиянии Земли. Она висит снизу, гигантский сверкающий оранжево-сине-белый шар. Видимое полушарие залито солнечным светом, и континенты в разрывах облаков, оранжевые пустыни с тонкими полосками зелени, голубые моря резко выделяются на фоне черных пятен. А все черное небо усеяно звездами.

Все терпеливо ждут.

Полярная шапка, ослепительно белая, перемещается ближе к центру, по мере того, как корабль набирает скорость, поднимаясь к оси эклиптики. Медленно по шару двигается тень ночи, и вот на сцене появляется величественный евроафриканоазиатский материк.

Его мертвая поверхность таит свои ужасы под жемчужным ночным узором. Радиоактивная почва превратилась в море радужно-голубого блеска, разливаясь обширными полями на местах, где когда-то падали атомные бомбы за поколение до того, как была создана защита из силовых полей.

После создания этой защиты ядерное самоубийство стало уже невозможным.

Много часов зрители не отрывают взглядов от Земли, пока она наконец не превратится в яркую половину маленькой монеты на бесконечно черном фоне.

Среди зрителей был и Байрон Фаррил. Он сидел в переднем ряду, сжимая руками поручни. Взгляд его был печален и задумчив.

Не так он собирался покинуть Землю. Не таким способом, не на таком корабле, не в том направлении.

Загорелой рукой потер он щетину на подбородке, нехорошо, не успел утром побриться. Скоро он пойдет в свою каюту и исправит ошибку. Но пока уходить не хотелось. Тут люди. А в каюте он будет один.

Но поэтому ли он не хотел уходить?

Ему не нравилось новое чувство, которое он испытал, — чувство преследуемого, одинокого.

Дружба, которой он был окружен раньше, отхлынула от него в тот момент, когда он проснулся от телефонного звонка сутки назад.

Даже в общежитии он стал помехой.

Старый Эсбак набросился на него, когда он вернулся после разговора с Джонти. Эсбак был встревожен, голос его звучал резко.

— Мистер Фаррил, я искал вас. Какое неприятное происшествие! Я не понимаю, как это случилось. У вас есть какие-либо объяснения?

— Нет! — почти выкрикнул Байрон. — Когда я смогу войти в свою комнату и забрать свои вещи?

— Утром, я думаю. Мы только что доставили оборудование для проверки комнаты. И больше в ней нет радиоактивности, кроме обычного уровня. Для вас все кончилось очень хорошо. Должно быть, не хватило нескольких минут.

— Да, но если вы не возражаете, я хотел бы отдохнуть.

— Пожалуйста. До утра пользуйтесь моей комнатой, а потом мы переместим вас на оставшиеся несколько дней. Кстати, мистер Фаррил, еще одно… — он был чрезвычайно вежлив.

— Что еще? — устало спросил Байрон.

— Кто бы мог так подшутить над вами?

— Так подшутить? Конечно, никто.

— Каковы же тогда ваши планы? Администрация была бы, конечно, крайне огорчена, если бы этот инцидент был предан гласности.

Он называет случившееся «инцидентом». Байрон сухо сказал:

— Я понимаю вас. Не беспокойтесь, я не хочу, чтобы это дело расследовала полиция. Я скоро покидаю Землю, и пока мои планы не нарушены. Никого не собираюсь обвинять. В конце концов, я жив.

Эсбак явно испытывал облегчение. От Байрона больше ничего не хотели. Всем хотелось представить ночное происшествие как случайный инцидент, который должен быть забыт.

В семь утра он снова был в своей старой комнате. Все было тихо, не слышалось щелканья в шкафу. Бомбы здесь больше не было, не было и счетчика. Должно быть, Эсбак унес его и бросил в озеро. Бомбу должны были где-нибудь обезвредить, но это уже забота администрации.

Байрон сложил вещи в чемодан и попросил другую комнату. Он заметил, что свет снова горит, визиофон тоже, конечно, действует. О ночном происшествии напоминала только согнутая дверь с расплавленным замком.