Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Но планета, относительно небольшая каменная масса, сияющая отраженным светом, совсем другое дело. Можно сто тысяч раз под разными углами пересечь звездную систему и не увидеть при этом планету, ну разве что найти ее по чистой случайности.

Необходима система поиска. Выбирается позиция на расстоянии в десять тысяч диаметров от звезды. Из галактической статистики известно, что за пределами этого расстояния планеты встречаются крайне редко. Далее, обитаемые планеты практически никогда не удаляются от своего солнца более чем на тысячу его диаметров.

Это значит, что с избранной кораблем точки все обитаемые планеты должны оказаться в пределах шести градусов от звезды. Это составляет одну-три тысячи шестисотую часть всего неба. Этот участок можно детально обследовать за сравнительно короткое время. Телекамера устанавливается так, чтобы нейтрализовать собственное движение корабля. При таких условиях звезды окажутся на фотографии точками, если, конечно, их не затмит сияние солнца. Но его легко закрыть. Планеты же, обладающие собственным движением, будут выглядеть черточками.

Если такие черточки не обнаружены, всегда существует вероятность, что планеты находятся за солнцем. Маневр повторяется, и обычно корабль занимает новую позицию, и уже ближе к звезде.

Это очень скучная процедура, и когда она трижды повторилась без всякого результата у трех звезд, стало наблюдаться явное падение духа.

Особенно оно проявилось у Джилберта. Все реже он находил что-нибудь забавное в наблюдениях за межзвездным пространством.

Они готовились к прыжку к четвертой звезде, указанной в списке Автарха, и Байрон сказал:

— Во всяком случае, мы всякий раз попадаем к новой звезде. Вычисления Джонти правильны.

— Статистика показывает, что одна из трех звезд имеет планеты, — сказал Джилберт.

Байрон кивнул. Статистика — хорошая наука. Ребенок изучает ее в курсе элементарной галактографии.

Джилберт продолжал:

— Это означает, что вероятность найти на выбор три звезды без единой планеты равна двум третям в кубе, то есть двадцать семидесятых, или меньше одной трети.

— И что же?

— Но мы не нашли ни одной. Тут какая-то ошибка.

— Вы сами видели расчеты. К тому же, какова цена статистики? Насколько мы знаем, условия в Туманности совсем иные. Может быть, частицы пыли препятствуют образованию планет, или сам туман — результат непоявившихся планет.

— Это невероятно. Вы не можете так считать, — сказал пораженный Джилберт.

— Вы правы. Я просто говорю сам с собой. Я ничего не знаю о космогонии. Почему образуются планеты?

Байрон сам выглядел измученным.

— Во всяком случае, мы ищем, — сказал он.

Скоро им снова предстоит прыжок в черную тьму.

Байрон сказал с отсутствующим видом:

— Вы знаете, почему Туманность называется «Лошадиная Голова»?

— Первый человек, вошедший в нее, был Хозас Хедд, по-английски «лошадиная голова» — хозахэд. Игра слов. А что, это не так?

— Возможно. На Земле есть другое объяснение.

— Какое же?

— Туманность похожа на голову лошади.

— А что такое лошадь?

— Животное на Земле.

— Забавная мысль, но мне кажется, что Туманность не похожа ни на какое животное, Байрон.

— Это зависит от угла, под которым вы смотрите на нее. На Нефелосе она похожа на человеческую руку с тремя пальцами, но я смотрел на нее из университетской обсерватории. Она действительно похожа на голову лошади. Может, поэтому она получила свое название? Может, никакого Хозаса Хедда и не было? Кто знает.

Наступила очень долгая пауза. Она дала Джилберту возможность коснуться темы, которую Байрон не хотел обсуждать, но о которой не переставал думать.

Джилберт спросил:

— Где Арта?

Байрон быстро посмотрел на него и ответил:

— Где-то в трейлере. Я не слежу за ней.

— Автарх следит. Он мог бы с таким же успехом жить здесь.

— Ей повезло.

Морщины на лице Джилберта стали глубже.

— Не будьте дураком, Байрон. Артемизия из семьи Хинриадов. Она не может, чтобы с ней так говорили, как вы.

— Перестаньте.

— Не перестану. Я давно хотел сказать. Почему вы с ней так поступили? Потому что Хинрик, возможно, виновен в смерти вашего отца? Хинрик — мой брат. Но ваше отношение, тем не менее, ко мне не изменилось.

— Я не переменил к вам отношения, — сказал Байрон. — Говорю, как и раньше, и с Артемизией тоже.

— Как всегда говорили?

Байрон молчал.

Джилберт снова сказал:

— Вы толкаете ее к Автарху.

— Это ее выбор.

— Нет, это ваш выбор. Слушайте, Байрон…

Джилберт положил руку на колено Байрону.

— Вы понимаете, я не хочу вмешиваться. Она единственное, что есть достойного в семье Хинриадов. Вам будет забавно, если я скажу, что люблю ее как дочь? У меня никогда не было детей.

— Я не сомневаюсь в вашей любви.

— Тогда советую вам ради ее блага: остановите Автарха, Байрон.

— Я думал, вы верите ему, Джил.

— Как Автарху — да. Как лидеру борьбы против тиранитов — да. Но как мужчине по отношению к женщине, к Артемизии — нет.

— Скажите это ей.

— Она не станет слушать.

— Думаете, она послушает, если скажу я?

— Если скажете как следует.

На мгновение Байрон, казалось, заколебался. Он облизнул сухие губы, затем повернулся и хрипло сказал:

— Я не хочу говорить об этом.

Джилберт печально вздохнул:

— Вы об этом пожалеете.

Байрон промолчал. Почему Джилберт не оставит его в покое? Ему самому не раз приходило в голову, что он пожалеет о том, что наговорил Артемизии. Но дороги назад нет.

Он глубоко вздохнул, чтобы избавиться от ощущения удушья.

После следующего прыжка вид неба снова изменился.

Байрон установил приборы в соответствии с указаниями пилота Автарха и, оставив на дежурстве Джилберта, пошел спать.

Джилберт разбудил его:

— Байрон!

Байрон скатился с койки.

— Что?!

Джилберт быстро отступил.

— Спокойней. На этот раз Ф-2.

— Больше так меня не будите, Джилберт. Ф-2, вы говорите? Это, конечно, относится к новой звезде?

— Разумеется. Она выглядит забавно.

Примерно девяносто пять процентов обитаемых планет в Галактике обращаются вокруг звезд типа «Ф» и «Ж», диаметром от семисот пятидесяти до тысячи пятисот миль с температурой поверхности от пяти до десяти тысяч градусов.

Солнце Земли типа Ж-0, Родии — Ф-8, Лигейна — Ж-2, как и у Нефелоса. Ф-2 это довольно тепло, но не слишком.

Первые три звезды, у которых они останавливались, принадлежали к спектральному классу «К», они были маленькими и красными.

Даже если бы у них были планеты, скорее всего они были бы непригодны для жизни.

Хорошая звезда — это хорошая звезда!

В первый же день они обнаружили пять планет, ближайшая из которых располагалась в ста пятидесяти миллионах миль от центра системы.