Джек Скиллингстед - «Если», 2008 № 10

— Это странно, конечно… но я и сам не знаю, кто я такой. Мне порой кажется, что когда-то очень-очень давно я начал рассказывать истории о себе. Может, потому что всегда был один… По крайней мере, в детстве мне так казалось. Не могу сказать, что в нашем доме обитало счастье, хотя обычно все так говорят. Чтобы отгородиться от большого и негостеприимного мира, я стал сочинять. И во сне тоже. Даже по большей части во сне. Ты же знаешь, сны показывают нам, как мы самих себя представляем, во что мы действительно верим или очень хотим верить. И это не бред. Сны не лгут. Во сне мы невольно склоняемся к тому, чего, по нашему мнению, заслуживаем. Но есть и еще кое-что. Я даже думал — и тут ты действительно сочтешь меня психом: а что если изначально я даже не был человеком? Потому что добрую половину времени я до сих пор не чувствую себя человеком.

— Нил!..

— Да?

— Ты псих.

Он усмехнулся.

— Я же говорил, — сказал он. — Тебе надо было сразу поверить.

— Как же ты можешь быть не человеком?

— Послушай. Я много путешествую. Мне нравились большие города, потому что там много людей, и казалось, одиночество отступает. Но это не так. Я торчал в своей дерьмовой квартире, выходил в кафе, в кино, но всегда один, всегда сам по себе. Все остальные люди, их постоянная толчея вокруг — это вгоняло меня в депрессию. И я поехал по маленьким городкам. Как только я замыслил этот тур, в первую очередь, решил посетить Мейберри [2] Мейберри — вымышленный город, служивший декорацией для двух американских комедийных телесериалов: «Шоу Энди Гриффита» и «Почтовое отделение Мейберри». … Ну, ты знаешь, Энди Гриффит и все такое. Но не сложилось. В таких городках люди крайне подозрительны к чужакам. Тогда я отправился было в дорогу бродягой Дхармы по пути Керуака [3] Джек Керуак (1922–1909) — американский писатель, поэт, важнейший представитель литературы «разбитого поколения». Его называли «королем битников» и «отцом хиппи». Его книги иногда называют катализатором контркультуры 1960-х. Самые известные романы Керуака — «В дороге» и «Бродят Дхармы». , но тоже не смог. Похоже, силы мои иссякли. Я устал!..

— Как же ты умудрялся жить во всех этих местах. Ты как-то зарабатываешь?

— Я писатель.

— А…

— Ты имеешь в виду «ха-ха», верно? Хорошо, но ты не права. Для меня вполне естественно быть писателем. Например, есть у тебя талант к конструктивному сопереживанию — значит, ты можешь стать советником или учительницей. Мой талант — сочинять.

— Но, Нил…

— Что?

— До сих пор мне казалось, что писатели такие же люди, как и все остальные…

— Думаю, большинство — да. Лично я не общаюсь с теми из них, с кем знаком. Все они какие-то не от мира сего.

— Слава богам, что ты не такой!

— Точно, слава богам.

— Так что ты имел в виду, когда говорил, будто ты не человек?

— Ты смотрела «Космическую одиссею» Кубрика?

— Конечно.

— Помнишь, в конце Звездный ребенок плывет в космосе над Землей? Иногда я об этом думаю…

— Что именно думаешь?

— Что я начинал вот так, как Звездный ребенок… И приснился мне сон о планете — и стала планета. Потом планету населили все эти действительно интересные существа, исполненные возможностей и противоречий, и мне показалось, будто я слишком заигрался, вложил слишком много в свой сон. А потом я забыл, как это все начиналось. С тех пор я проклят, обречен сочинять, рассказывать бесконечную историю, в которой моя прежняя личность Звездного ребенка играет, экспериментируя со своими возможностями. А когда я засыпаю, мое обезумевшее подсознание одинокого существа взрывается страстным желанием разрушить не принимающий меня мир — и развязываются войны, вспыхивают эпидемии и тому подобное. А ты что думаешь?

— Я думаю, что ты слишком много думаешь.

— Господи, ненавижу, когда люди так говорят. Как можно «слишком много» думать?

— Подожди минутку. А что ты пишешь?

— Полагаю, если я скажу, что я пишу научную фантастику, ты скажешь два «ха-ха».

— Так ты действительно писатель-фантаст?

— Когда я был очень маленьким, я видел восстановленную версию этой картины, — сказал Нил, будто она задала совсем другой вопрос.

— Мать оставила меня у телевизора одного, наверное, потому что фильм был очень длинным. Хотела чем-то занять меня на некоторое время. Разве можно ее за это винить?

— У тебя отец был?

Нил не ответил. Закусив губу, он смотрел на дверь мужской уборной.

— Да что там в этом туалете? — спросила Фрия.

— Этот похожий на джинна сукин сын.

— И что с ним?

— В автобусе я боялся, что выскажу во сне что-нибудь плохое, то самое страшное желание, вроде катастрофы. Думаю, так и вышло. Все, что я помню из сна: я хотел умереть. Фрия, я хотел умереть! Я устал от чужих жизней в отсутствие своей собственной, настоящей жизни. Без малейшего представления о том, кем бы я мог стать, без возможности иметь друзей. Я возмутился, обиделся на всех людей за то, что у них есть жизнь, и стал их ненавидеть. Зачем мне жить дальше? Почему другие появляются, что-то совершают, затрагивают какие-то чувства, вызывают интерес, обретают понимание и исчезают? Это тот же солипсический [4] Солипсизм (от лат. solus, «один», и лат. ipse, «сам») — радикальный и спорный философский подход, антагонистичный как материализму, так и идеализму. В этике термином солипсизм обозначают крайние формы эгоизма и эгоцентризма. вздор, который находят в чьих-нибудь заметках после очередной катастрофы. Я имею в виду: это не то, чего я хотел, но, возможно, этого жаждало мое извращенное подсознательное. И думаю, этот толстяк джинн собирается исполнить мое тайное желание. Потому что он сам в безвыходном положении и готов погибнуть. Как погибает кусок динамита… Лучше бы тебе убраться отсюда, Фрия. Прямо сейчас.

Дверь туалета с треском распахнулась, и появился лысый джинн-бассейнщик.

Фрия схватила Нила за руку, и он сжал руку девушки так сильно, будто собирался раскрошить кости.

Лысый мрачно и целеустремленно прошагал мимо их столика и вернулся на свое место у стойки… Через несколько минут водитель объявил посадку.

Фрия сглотнула:

— Может быть, твое извращенное бессознательное выспало какое-нибудь другое тайное желание, которого ты тоже боишься… — предположила она.

Он молча уставился на нее и долго не сводил глаз.

Автобус продолжал свой путь через пустыню на юго-запад. Фрия спросила:

— Что ты будешь делать, когда мы доберемся до Феникса?

— Не знаю… Может, сяду на обратный рейс… Я действительно не слишком люблю жару.

— Почему бы тебе не поболтаться некоторое время в городе. Ты же знаешь, там жара сухая.

— Я это слышал.

— Нил?

— М-м?

— Скажи по правде, как ты на самом деле узнал всё обо мне и Роджере?