Мария Скрягина - Секрет корпорации

— Итак, милочка, интересующий вас объект изготавливается, нет, не там, где это дешево — в Китае, а там, где это очень дорого и невыгодно, но зато все шито-крыто. То есть на военных заводах Большого государства, могу даже штат назвать. Масс…Ой! — вдруг спохватилась собака, схватила невесть откуда взявшуюся тряпку и потерла перед экраном. — Разговор словно отмотали назад. — То есть на военных заводах. Конструкция объекта весьма проста, главная же его особенность — подача непрерывного, устойчивого радиосигнала на длинных волнах. Для чего они подаются, я не знаю. У меня все. Извините, звонок придется стереть. — Собака трудолюбиво заработала тряпкой. Потом экран погас.

— Дом, мне кто-нибудь сейчас звонил?

В ответ без заминки:

— Нет.

— Ну и ладненько.

Что ж. В технике я не разбиралась, и мне передали только принцип работы терминала. Это должно было помочь, только я пока не знала, как, и снова взялась за лекции.

Штуцер любил гипноз, почти на всех занятиях мы были свидетелями каких-либо забавных фокусов. Нина маршировала, как бравый солдат, Виталик пел песни на турецком, я плясала неведомую мне «цыганочку» (говорят, это было здорово). Может, все дело в гипнозе? Терминал оказывает постоянное гипнотическое действие, такая идея вполне согласуется с данными Виталика.

Дом любезно переправил мне с кухни обед. Готовил тоже он, мама уехала принимать экзамены. Лето. Сессия. В Штуцеровке тоже. Только новые студенты уже приняты, чтобы не портили себе нервы, нормально провели лето и набрались сил перед учебным годом. У Штуцера были свои правила, и мы их любили. Может, потому что были загипнотизированы? Дом, не попрекая лишними килограммами, прислал дополнительное пирожное.

— Ваш отец идет пить чай. Составите ему компанию? — Дом-душка, такой интеллигентный, забавный.

— Нет, спасибо.

А что даст отцу возможность самостоятельного перехода? Не так много. За свою жизнь он побывал во многих странах мира, а сейчас его передвижения сосредоточены пока в недоступных сферах — среди веков и цивилизаций прошлого. В город он выбираться не любит, удовольствие ему доставляют только пешие прогулки по местам детства и юности — тихие неприметные улочки, где они дрались с каким-то Толяном, бульвары, где закидывали девчонок снежками, проспекты, где когда-то были кинотеатры, кафешки с самым вкусным мороженым, которое сейчас не делают. И так далее, и так далее. Да, наверное, он восхитится чувством полета, свободы, но я боюсь, что он и так его уже испытал. В другом смысле, конечно. Я оставила лекции.

Отец сидел на веранде в кресле-качалке, смотрел на закат. Солнце окрашивало в мягкий, золотисто-розовый цвет небо, облака, воздух. Первый закатный луч коснулся его лица, он закрыл глаза и сидел, наслаждаясь ласковым теплом. Я прошуршала к столу. Сегодня мы с отцом еще не виделись. Утром, когда я вернулась, он был занят в кабинете.

— Ну, как там, Маруся, в городе? — он часто придумывал мне всякие смешные имена, главное, чтобы начинались на «М».

У отца существовала четкая граница между поселком и городом. В поселке все было тихим и умиротворяющим, а из города обычно приходили дурные вести, в городе обязательно кто-то организовывал авантюры с папиным участием, ему приходилось бросать диктовку книги Умному дому на полуслове и бежать, бежать, бежать. Потому что ходить, как нормальные люди он не умел, только шагом, переходящим в бег.

На его вопрос я не ответила, да и не нужно было. Он просто приглашал меня к беседе. И мне действительно хотелось с ним поговорить. Заходить издалека не было смысла. — Как ты считаешь, корпорация — это хорошо для мира?

— Почему ты спрашиваешь? Решила все-таки бросить работу, получить достойное образование? — Отец развернул кресло, чтобы солнце не слепило глаза. — Дело ведь не только в корпорации. Это сложно. Захочешь ли ты выслушать нечто нудное и долгое?

— Хочу. — Я села за стол.

— Когда-то в качестве направляющей своего развития цивилизация выбрала технический прогресс. Считалось, на этом пути можно многого добиться, но вектор оказалось тупиковым. Вместо того, чтобы направить свои знания, открытия, изобретения внутрь духовного мира человека, избавив его от необходимости постоянно заботиться о пище насущной, об одежде и так далее, цивилизация, наоборот, превратила эти потребности в культ и стала загромождаться вещами, превращаясь в глобальный потребительский рынок. Tergo, ergo sum — я покупаю, следовательно, существую. Потребитель товаров, культуры, религии, потребитель жизни, человек стал вечным заложником зеркальных храмов — торговых центров. Все для удобства, для комфорта. Каждый месяц — новая одежда, обувь, косметика, бытовая техника, сотовые телефоны, компьютеры, иначе нельзя — немодно, несовременно, нефункционально. Понимаешь, насколько это абсурдно — тратить неимоверное количество времени и денег на вещи? На нечто инертное, неживое, бессмысленное.

Любовь к деньгам, к прибыли стала динамической силой мировой экономики. Каждой семье — четыре автомобиля. Автомобиль устаревает за год. Мир — большая автомобильная помойка, обильно политая бензином. А самолеты, загрязняющие небо и землю, а нефтеналивные танкеры, сочащиеся черным золотом? В результате — таянье ледников и угроза глобальной катастрофы. Дети в мегаполисах рождались с аллергией, астмой, бронхитами. Воздуха уже не было! Разве изобретение корпорации не стало спасением человечества? Это была попытка дать людям возможность получить свободное время для самое себя, для общения с природой. Return to innocence. Вернуться к невинности. Новый чистый мир без границ. Возврат к точке отсчета, когда можно заново придумать будущее человека. Но ничего не перевернулось. Власть над миром захватила другая группировка — место «нефтяников» заняли «экологи». И гонка потребления, овеществления продолжилась. Отдельный человек слишком слаб, чтобы противостоять этому. Никто не хочет становиться изгоем, аутсайдером. — Я медленно заливалась краской. Неужели он думает, что и я тоже — в корпорацию — из-за денег?

— А мы, папа, почему наша страна не играет никакой роли в мировой политике, почему зависит от корпорации, почему сдалась? Или история о Великой империи всего лишь миф? Если она была, то почему исчезла?

— Один замечательный ученый, большой поклонник Великой империи, долгое время занимался проблемой разрушения, или, если угодно, обрушения, этого государства. Труд получился хороший, «Психология страны на переломе» и дальше заумная расшифровка, не помню точно. Он даже получил Нобелевскую премию за эту работу. Так вот, он изучил много разных документов, мемуаров, архивов, телевизионных передач и газет, пытался углубиться в обычную, повседневную жизнь простого человека. Его интересовал вопрос: почему и в какой момент гражданин стал равнодушен к судьбе своей страны, а, следовательно, к своей судьбе. Почему человек отказался воспротивиться, встать на баррикады, отстоять свое право на нормальную жизнь, почему народ, победивший в одной из крупнейших и кровопролитнейших войн, смирился, отдал себя на заклание? И вот, несмотря на Нобелевскую премию, на объем этой монографии, он ни черта не понял. Написал банальные выводы, но понять не смог.