Роберт Хайнлайн - Нам, живущим

— Оно уже началось. Вы разве не знали? — И он удалился, дав слово как можно скорее пригласить на беседу компетентного экономиста, о котором просил Перри.

Разговоры продолжились как с участием других людей, так и без оного. Гедрик частично передал дело Перри Ольге, крепкой и на вид простоватой блондинке, которая, казалось, была не на своем месте в штате психиатрического заведения. Ее грудь и бедра предназначались для рождения детей, и она смотрела спокойным взглядом опытной матери. Но Диана заверила его, что Ольга не единожды делала сложные операции на мозге. Оказалось, что «простушка-блондинка» довольно часто работала вместе с опытнейшим хирургом — матерью Дианы.

Ольга направляла Перри в более тщательном изучении современного мира чем то, которое он прошел с помощью Дианы. Помимо технических и нелитературных работ, Ольга отобрала для него множество вещей драматического и литературного характера и настаивала, чтобы он читал или смотрел их. Две женщины поладили, словно старинные подруги. Часто Ольга появлялась с книгой или записью, которую Перри следовало употребить, а затем дамы отправлялись на продолжительную прогулку по холмам. Во время многочисленных отъездов Дианы Ольга часто обедала и ужинала вместе с Перри и проводила с ним вечера.

Ольга требовала, чтобы Перри много писал, — ее задания он шутливо называл домашней работой или своими экзаменами. Он получил целую серию упражнений, в которых ему предлагалось давать определения словам. В первых заданиях слова, которым требовалось дать определения, были сравнительно простыми: прогулка, дорога, яблоко, кошка. Перри начал выполнять упражнения, полный беспечной решимости доказать, что у него нет глюков. Однако задания вернулись к нему с указаниями на несоответствия и путаницу в определениях — и с просьбой формулировать определения более точно. Он весь раскраснелся и вспотел, стараясь как можно точнее выразиться. Со второй попытки он получил в ответ поздравления за тщательность определений, однако был еще и комментарий к определению слова «лошадь»: включает ли это определение лошадиные зубы, лошадиные силы, ставку на скачках, дареного коня? Перри мрачно засел за правку определений, которые считал невероятно точными. Он изобрел уловку — фразу, которую добавлял ко всем определениям. И с ее помощью разъяснял и многие другие значения слова, определяемые контекстом, говорящим, слушателем, а также идиоматическим смыслом исторического периода. И, наконец, он сделал заявление, что слово определено адекватно, когда используется таким образом, что слушатель и говорящий понимают его одинаково. Он отослал работу в надежде, что вопрос улажен. На следующий день его отрезвили заданием определить следующее: человеческая природа, патриотизм, справедливость, любовь, честь, долг, пространство, материя, религия, бог, время, общество, правильный, неправильный. Через три дня бесплодных попыток сделать что-нибудь с этими словами он отослал такое сообщение: «Насколько я могу судить, у этих слов нет каких-либо значений, поскольку я неспособен придумать способ определить их таким образом, чтобы для говорящего они означали то же самое, что для слушателя». На это пришел загадочный ответ: «Оставь проблему, но не покидай ее. Можно ли спроектировать турбину без знаний о дифференциальном исчислении и энтропии?» Затем его попросили дать определения механики псевдогравитации для закона тяготения, основанного на обратных кубах вместо обратных квадратов. Его захватила красота логических выводов этой задачи, и он написал целую монографию по баллистике для такой среды. Затем его спросили, сможет ли он спроектировать прицел для орудия, стреляющего в описанных условиях. Эта просьба показалась ему идиотской, и он потребовал объяснений у Ольги.

— Ольга, что это за пустозвонство? Какая для меня польза в проектировании бесполезного орудия?

Ольга одарила его долгой улыбкой.

— Я хотела бы пояснить тебе смысл, но не могу. Понимай ты смысл, в пустозвонстве не было бы нужды. Но ты должен сам открыть его. Мы пытаемся помочь тебе открыть значения слов, которые ты не смог определить.

— Хотел бы я достать того, кто придумал эту шуточку!

Она взяла его руку и положила на свое плечо.

— Это была ты? Ольга, я считал тебя своим товарищем.

— Я твой товарищ, Перри, но часть моей работы в том, чтобы твое лечение происходило через области, которые ты понимаешь, и в оценке этого воздействия. Впрочем, я думаю, что мы можем пропустить один шаг на этом этапе. Очевидно, тебе совсем не хочется проектировать этот прицел. Но ведь ты смог бы его спроектировать?

— Безусловно. Пустяковое дело. Понимаешь… — И Перри пустился в пространные объяснения, связанные с артиллерией и баллистикой, широкими взмахами рук описывая, что случилось бы со снарядом, которому не повезло оказаться в ограничениях кубического торможения. — И все это, разумеется, в вакууме. Без эмпирических данных не стоит пытаться предсказывать поведение снаряда в газовой среде, существующей в этом же поле.

— Достаточно, Перри. Я не поняла и трети того, что ты сказал, но уверена, что ты мог бы спроектировать этот прицел. Допустим, мы такое орудие установим прямо вот тут. Ты сможешь попасть в парусник на той стороне озера?

— Конечно же, нет.

— И почему нет?

— Ну, как же, математические формулы, использованные при проектировании этого орудия, не применимы к условиям, в которых оно стреляет. Чем более тщательно ты будешь прицеливаться, тем больше вероятность, что ты промахнешься.

— Это тебя наводит на какие-нибудь мысли, Перри?

— Навскидку нет.

— Ты помнишь слова, которым не дал определения. Разве не вещами, так названными, человек руководствуется в жизни?.. Честь, любовь, истина, справедливость, долг и так далее?

На его лице появилась тень зарождающегося понимания.

— Да, да, думаю, что так.

— Разве эти вещи не оказывают на человека такое же мощное влияние, как голод или сексуальные порывы?

— Да, это действительно так. Даже более мощное.

— Тогда они не могут не иметь смысла. Но, как и с этим прицелом: если приписываемое этим словам значение не соотносится с миром, в котором ты действуешь, ты не сможешь использовать их в качестве руководства, чтобы попасть туда, куда тебе требуется. И все же без этого руководства сам человек становится столь же бессмысленным, как орудие, которое невозможно нацелить.

— Звучит очень убедительно, однако человек — не снаряд в стволе орудия, а истина и честь — не прицелы.

— Все верно. Давай здесь избавимся от этой аналогии, а то она доведет нас до абсурда. Тем не менее, я думаю, ты понимаешь, что сказанное мной верно, независимо от аналогии. Побуждают человека действовать очень сложные мотиваторы, обозначенные как долг, любовь, грех и так далее. Тебя самого они побуждают действовать, и при этом ты неспособен определить, что имеешь в виду, пользуясь этими словами. Ты принял соответствующие понятия более-менее бессознательно и так мало знаешь о них, что не сможешь предсказать, приведут они тебя к желаемому результату или к катастрофе. Попытайся ты пилотировать самолет, имея столь же ограниченные представления о его приборах, ты наверняка разбил бы его. Здесь ты оказался потому, что вот так неумело пилотировал собственную жизнь и в результате разбил подбородок другого человека.