Джордж Мартин - Башня из пепла (сборник)

А еще он вспомнил газовые камеры, приготовленные для представителей низшей расы. И руки у него больше не дрожали.

— Если бы он умер раньше, — сказал Максимиллиан де Лорье самому себе в кромешной темноте, — как бы они узнали, чего им удалось избежать?

Он навел перекрестье прицела на затылок Пророка, его палец на курке напрягся.

И винтовка выплюнула смерть.

Норвел Арлингтон Борегард, который вознес над головой кулак, вдруг резко дернулся и повалился с платформы вперед, прямо в толпу, собравшуюся внизу. В следующую секунду ночь разорвали пронзительные вопли, а люди из секретной службы, отчаянно ругаясь, бросились к поверженному Пророку.

К тому моменту, когда они до него добрались, Максимиллиан де Лорье уже поворачивал ключ в замке зажигания, чтобы направить свою машину в сторону платного шоссе.

Новость о смерти Пророка потрясла страну, и со всех сторон понеслись горестные стоны.

— Они его убили, — рыдали люди, — проклятые коммунисты поняли, что он сможет их уничтожить, и они его убили.

А иногда говорили:

— Это ниггеры, проклятые ниггеры. Они знали, что Борегард намерен поставить их на место, и потому отняли у него жизнь.

Порой раздавались следующие утверждения:

— Это демонстранты! Проклятые предатели! Борегард вывел их на чистую воду, он произнес вслух их имя — кучка анархистов и террористов. Вот за что они его убили, грязные ублюдки.

Той ночью по всей стране горели кресты, и пики уставились остриями в небо. Пророк стал Мучеником.

А три недели спустя помощник Борегарда объявил по национальному телевидению, что он намерен стать его преемником.

— Наше дело не умерло! Я обещаю вам сражаться за идеалы Бо. И мы одержим победу!

Люди рукоплескали и радостно вопили, услышав его слова.

Максимиллиан де Лорье сидел в номере отеля, и его лицо казалось белой маской ужаса.

— Нет, — задыхаясь, прошептал он. — Только не это. Так не должно было случиться. Это неправильно, неправильно…

Он спрятал лицо в ладони и зарыдал.

— Боже мой, что я наделал?

Рыдания и всхлипы сменились долгим молчанием. Когда он наконец поднялся, его лицо было по-прежнему бледным, но в глазах вспыхнул новый огонь.

— Может быть, — проговорил он, — может быть, я еще смогу…

И он принялся чистить винтовку.

Забыть первый раз, когда ты сделал это за деньги, невозможно.

Я стал грязным профи в 1970 году, летом, за год до окончания Северо-Западного университета.

Рассказ назывался «Герой», я написал его еще в самом начале обучения (это было домашнее задание по творческому письму) и с тех пор упорно пытался продать. «Плейбой» увидел его первым и вернул с официальным уведомлением об отказе. «Аналог» отослал рассказ назад, сопроводив лаконичным письмом, подписанным Джоном У. Кэмпбеллом-младшим, — первый, последний и единственный раз, когда я удостоился личного ответа от легендарного издателя. После этого «Герой» отправился к Фреду Полу в «Гэлэкси»… и исчез.

Прошел целый год, прежде чем до меня дошло, что Пол больше не работает редактором в «Гэлэкси», а сам журнал поменял как адрес, так и издателя. Когда я это понял, то перепечатал рассказ со второго экземпляра — ура, начал пользоваться копиркой! — и отправил его новому главному редактору «Гэлэкси» Эйлеру Якобсону на новый адрес журнала. И он снова испарился!

Тем временем я отпраздновал окончание университета, хотя впереди меня ждал целый год магистратуры. Школа Медилла предлагала пятилетний курс журналистики — после четырех лет вы получали степень бакалавра, но вам предстоял еще один год, во время которого один семестр студенты писали политические репортажи в Вашингтоне. В конце пятого года вам присуждали степень магистра.

После окончания я вернулся в Байонну и к своей летней работе в качестве спортивного журналиста и специалиста по связям с общественностью в Департаменте парков и отдыха. Город спонсировал несколько летних бейсбольных лиг, и в мои обязанности входило описывать их игры в местных газетах — «Байонна таймс» и «Джерси джорнал». Лиг было около полудюжины для разных возрастных групп, и каждый день проходило сразу несколько игр на разных полях в разных районах города, поэтому хорошо выполнять свою работу я не мог просто физически. Поэтому я не покидал офиса, а после каждой игры ко мне приходили судьи, сообщали счет и кое-какие подробности, я их использовал в качестве основы для своих репортажей. Вот так я четыре лета рассказывал о бейсбольных играх, ни разу не побывав ни на одной из них.

В августе исполнился год, как «Герой» исчез в недрах «Гэлэкси». Я решил — не стоит обращаться к ним письменно, а лучше позвонить в офис журнала в Нью-Йорке и просто спросить про свой пропавший рассказ. Женщина, снявшая трубку, сначала вела себя довольно резко и недружелюбно. Когда я пролепетал что-то насчет пропавшей рукописи, которую отослал им давным-давно, она заявила, что «Гэлэкси» не в состоянии отслеживать судьбу всех рассказов, не принятых в печать. Я почти сдался, но мне удалось выдавить из себя название рассказа. Она тут же замолчала, а потом — наверное, прошла целая вечность — сказала: «Подождите-ка». И добавила: «Мы купили этот рассказ». (Много лет спустя я узнал, что женщину, с которой я разговаривал, звали Джуди-Линн Бенджамин, позже она стала Джуди-Линн дель Рей, именно она придумала знак «Дель Рей» для издательства «Бэллантайн»).

Оказывается, рассказ купили несколько месяцев назад, но каким-то образом рукопись и чек завалились за шкаф, их нашли едва ли не вчера. (В другой, параллельной вселенной никто не стал заглядывать за шкаф, и я по сей день остаюсь журналистом.)

Я повесил трубку, чувствуя, как мое лицо сияет от счастья, а потом помчался на работу. Наверное, мои ноги не касались тротуара, когда я спешил в офис.

Позже, когда ни договор, ни деньги так и не пришли, я решил, что женщина, ответившая мне по телефону, что-то перепутала, — возможно, существовал другой рассказ с таким же названием. Меня охватил параноидальный страх, что «Гэлэкси» сойдет со сцены, так и не успев напечатать мое творение, этот страх разгорелся с новой силой, когда лето подошло к концу и я вернулся в Чикаго без своего чека.

Позже выяснилось, что «Гэлэкси» отправил чек и договор на адрес отеля «Северный берег», из которого я выехал, закончив в июне университет. К тому времени, когда бумаги наконец переслали по моему летнему адресу, я вернулся к занятиям и поселился совсем в другом месте.

Итак, в конце концов я получил свой чек. Мне заплатили 94 доллара, довольно приличные деньги для 1970 года. «Герой» увидел свет в феврале 1971-го, в мой последний год в Школе Медилла. Поскольку машины у меня не было, я обратился с просьбой к одному из своих друзей — мы объехали северное побережье, и я скупил все номера журнала, какие только смог найти.