Джордж Мартин - Башня из пепла (сборник)

А Лианна? Я отстранился от Посвященных, отключился от них и посмотрел на Лию. Она была бледна, но улыбалась.

— Они прекрасны, — тихим, нежным и удивленным голосом сказала Лия.

Я впитал всю излившуюся на меня любовь, но по-прежнему помнил, что люблю именно ее, что я часть ее, а она часть меня.

— Что… что ты прочла? — перекрикивая колокольный звон, спросил я.

Она помотала головой, будто стараясь прояснить свои мысли.

— Они любят нас, — ответила она. — Ты должен об этом знать, но я ощутила сама, как они любят нас. Это чувство такое глубокое. За этой любовью только любовь, а за ней еще — и так до самого конца. Их мысли тоже глубоки, и они не пытаются их скрыть. Мне кажется, я никогда не могла настолько полно прочитать мысли человека. Все выходит на поверхность сразу же, вся их жизнь, все их мечты, чувства, воспоминания, я только ловила все это, подхватывала при помощи чтения, взгляда. С людьми, с человеческими существами это так трудно. Из них нужно выуживать, с ними нужно бороться, но и тогда я не могу проникнуть очень глубоко. Ты знаешь, Роб, ты же знаешь. Ах, Роб!

Она повернулась и крепко прижалась ко мне, и я задержал ее в своих объятиях. Нахлынувший на меня поток чувств, похоже, захлестнул и ее. Дар Лии крупнее и глубже моего, и сейчас она была потрясена. Когда она прильнула ко мне, я прочитал ее чувства, я ощутил любовь, сильную любовь, и изумление, и счастье, а еще страх, пронизывающие ее страх и ее тревогу.

Звон вокруг нас вдруг прекратился. Колокольчики один за другим перестали раскачиваться, и четверо Посвященных на мгновение застыли в молчании. Один из стоящих неподалеку шкинов подошел к ним с огромной, прикрытой тряпкой корзиной. Маленький Посвященный поднял тряпку, и на улицу хлынул аромат горячих пирожков с мясом. Каждый Посвященный взял из корзины по нескольку пирожков, и скоро все они радостно закусывали, а продавец улыбался им во весь рот. Маленькая голая шкинская девочка подбежала к Посвященным и предложила фляжку с водой, они молча пустили ее по кругу.

— Что происходит? — спросил я Лию.

И прежде чем она ответила, я вспомнил. Это было в справке, которую прислал нам Валкаренья. Посвященные не работали. Сорок земных лет они жили как все и трудились в поте лица, но начиная с Посвящения и до Конечного Единения в их жизни были только радость и музыка, они бродили по улицам, звонили в колокольчики, разговаривали и пели, а другие шкины кормили и поили их. Накормить Посвященного было большой честью, и шкин, который дал им пирожки с мясом, сиял от гордости и удовольствия.

— Лия, а теперь ты можешь прочитать их мысли? — прошептал я.

Она кивнула, уткнувшись подбородком мне в грудь, потом отодвинулась и устремила глаза на Посвященных, взгляд ее стал упорным и сверлящим, но потом снова смягчился. Она обернулась ко мне.

— Сейчас по-другому, — с удивлением сказала она.

— Как?

Она прищурилась в замешательстве.

— Не знаю. Они по-прежнему любят нас и всех. Но теперь их мысли… ну, более земные. Знаешь, в мозгу как будто ступеньки, и спускаться по ним нелегко. Посвященные сейчас что-то прячут, прячут даже от самих себя. Они не так открыты, как раньше. Они думают о еде, какая она вкусная. Это очень ярко выражено. Я словно сама попробовала эти пирожки. Но до сих пор было не так.

Меня вдруг осенило.

— Сколько здесь мыслящих существ?

— Четыре, — ответила Лия. — Они как-то связаны. Но непрочно, — Она смущенно замолчала и покачала головой, — Я хочу сказать, что они неясно чувствуют эмоции друг друга. Но не мысли, не такие тонкости. Я могу читать их мысли, а они не могут читать мысли друг друга. Каждый из них сам по себе. Раньше, когда они звонили в колокольчики, они были более близки, но индивидуальности не теряли.

Я был слегка разочарован.

— Четыре мыслящих существа, не одно?

— Гм… да. Четыре.

— А сосун?

Еще одна гениальная идея. Если сосун мыслит самостоятельно…

— Ничего, — сказала Лия. — Как растение или кусок ткани. Нет даже ощущения «да, я живу».

Это меня встревожило. Даже у низших животных есть смутное осознание собственного бытия, ощущение, которое Одаренные называют «да, я живу», обычно это только слабый проблеск, и чтобы его заметить, нужен большой Дар. Но у Лии как раз большой Дар.

— Давай поговорим с ними, — предложил я.

Она кивнула, и мы подошли к жующим пирожки Посвященным.

— Здравствуйте, — не зная, как к ним обращаться, робко проговорил я. — Вы говорите на языке Земли?

Трое смотрели на нас с непонимающим видом. Но четвертый, маленький, чей сосун напоминал подрагивающий красный капюшон, замотал головой вверх и вниз.

— Да, — тонким писклявым голосом ответил он.

Я вдруг забыл, что хотел спросить, но Лианна пришла мне на помощь.

— Вы знаете Посвященных людей? — спросила она.

Шкин осклабился.

— Все Посвященные едины, — сказал он.

— Ну да, конечно, но, может, вы знаете кого-нибудь, кто похож на нас? — спросил я. — Высокие, на голове волосы, кожа розовая или темная.

Я снова замешкался, теряясь в догадках, насколько этот старый шкин знает язык Земли, и с легким испугом наблюдая за его сосуном.

Он замотал головой.

— Все Посвященные разные, но все едины, все одно целое. Некоторые похожи на вас. Вы хотите стать Посвященным?

— Нет, спасибо, — ответил я. — Где мне найти Посвященного человека?

Он снова замотал головой.

— Посвященные поют, звонят и гуляют по улицам священного города.

Лия читала его мысли.

— Он не знает, — сказала она. — Посвященные просто бродят и звонят в колокольчики. Они не придерживаются определенного маршрута, у них нет цели. Они идут куда глаза глядят. Одни путешествуют с собратьями, другие в одиночку; если встречаются две компании, образуется новая группа.

— Придется искать, — решил я.

— Ешьте, — предложил шкин.

Он порылся в корзине и вытащил два дымящихся пирожка с мясом. Один он сунул мне в руку, другой протянул Лии.

Я недоверчиво посмотрел на пирожок.

— Спасибо.

Свободной рукой я потянул Лию за рукав, и мы пошли прочь. Посвященные улыбнулись нам на прощание, и, прежде чем мы дошли до середины улицы, снова раздался колокольный звон.

Я все еще держал в руке пирожок, корочка жгла мне пальцы.

— Можно это есть? — спросил я Лию.

Она откусила кусочек от своего.

— А почему нельзя? Мы ведь вчера вечером ели их в ресторане. Я уверена, что если бы местной пищей можно было отравиться, Валкаренья бы предупредил нас.

Логично. Я поднес пирожок ко рту и откусил на ходу. Он был горячий и свежий и совсем не такой, как пирожки с мясом, которые мы ели накануне вечером. В ресторане нам подавали золотистые слойки, в меру приправленные апельсиновым соусом с Бальдура. Шкинский пирожок хрустел на зубах, с мяса, обжигая рот, стекал жир. Но пирожок был вкусный, а я проголодался, и скоро от него ничего не осталось.