Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Он пошел прочь, ускоряя шаги, потому что у него начала болеть голова от чужой боли и страха.

Он свернул за угол пакгауза. И увидел странную картину: по раскаленному солнцем пустырю между пакгаузами, не видя никого вокруг, удалялась трагикомическая чета Авдеевых. На этот раз они шли под руку, запахнув халаты, но не в силах подоткнуть белые ночные рубашки, которые волочились по земле. В свободной руке Авдеев держал красный ночной колпак, пронесенный сквозь все испытания. Волосы Ольги были распущены и стекали ручьями по плечам.

Для них это была беда куда большая, чем для Андрея или Ивана. Они потеряли все и рискуют еще, если будет расследование, потерять и доброе имя… А где Российский? Андрей так и не видел его…

Навстречу Андрею бежал Ахмет.

Он был в кожаной черной куртке и кожаной кепке с длинным квадратным козырьком. Черные брюки заправлены в надраенные сапоги.

— Эй! — кричал он. — Я же говорю, что ты здесь! Я тебе кричал, ты меня не видел, черт полосатый!

Андрей кинулся навстречу Ахмету.

Они обнимались, тискали друг друга, Ахмет бил Андрея по плечу и кричал:

— Зачем пугаешь, шайтан лохматый! Ты о нас подумал?

— Где Лидочка?

— Лидочка? Ты зачем у нас на глазах утонутие устроил? Ты зачем нас заставил так переживать? Я твою Лидочку еле из моря вытащил — она плыть хотела, только поздно уже было. Я ей сказал, что ты обязательно выберешься, страшно живучий, правда?

— Вы все видели?

— Мы сюда час как пришли. Мы услышали — на улице люди кричат, в порт бегут, «Измаил» на мину налетел. Мы прибежали — никакого «Измаила», нам это легко переживать?

Не переставая говорить, Ахмет тянул Андрея к краю причала, где у кнехта стояла Лидочка и смотрела, как по трапу спускаются на причал спасенные, — ждала, появится ли среди них Андрей.

Она почувствовала, что сзади бегут Андрей и Ахмет.

— Сейчас будет в обморок падать, — сказал Ахмет.

Но Лидочка в обморок не упала — она побежала к Андрею, пробежала несколько шагов и обессиленно остановилась. У нее даже не было сил поднять руки. Она стояла покорно и ждала, пока Андрей добежит и обнимет ее, а она смотрела на него, и глаза у нее были красные, заплаканные, а щеки совсем бледные, без загара — да и какой загар, если она прилетела сюда прямо из глубокой осени! Волосы, собранные в неплотный узел с вырывающимися из него вьющимися прядями, лежали неаккуратно — она была, к счастью, сейчас некрасива — потому к счастью, что она была специально сделана богами для него — каждый изгиб ее тела был изготовлен так, чтобы вписаться в соответствующий изгиб мышц Андрея, — они с Лидой были сделаны, чтобы слиться в одного человека, но об этом никто не знал. Это было знание для Андрея — его великое открытие. Аспасия либо иная красавица могла быть куда прелестнее и соблазнительнее Лидочки, но никакая Аспасия никогда не станет его женщиной.

Премьер-министр Временного правительства господин Керенский нанес визит бывшему императору, находившемуся под арестом в Царском Селе.

Он сообщил Николаю, что правительством принято решение отправить царское семейство в город Тобольск — традиционное место российской ссылки, в город, грузно поднявшийся в Сибири усилиями тамошних купцов и ссыльных.

Господин премьер-министр объяснил императору, что меры эти принимаются ввиду необходимости побороть угрозу государству слева — в первую очередь со стороны большевиков, уже пытавшихся поднять революцию в июле и все еще не смирившихся с поражением.

Императору, который Керенского не любил, потому что тот по природе своей был выскочкой, было страшно — не за себя, а за девочек и больного наследника, который может не перенести трудной дороги. Когда же Александра Федоровна вечером, по отъезде Керенского, принялась было рыдать, полагая, что за таким решением разночинцев Временного правительства скрывается смертный приговор царскому семейству, бывший государь возразил, что и сам многих направил в Тобольск и далее на жительство, но бунтовщики возвращались, окрепшие телом и бодрые духом. «Кстати, — сказал он, — и сам вождь большевиков Ульянов, если не ошибаюсь, провел в тех краях несколько лет». Впрочем, этот рассказ современника может быть не более как сплетней — какая нужда императору изучать биографию вождя социал-демократов, которых он, как и большинство российских обывателей, считал немецкими шпионами?

По просьбе отца Анастасия принесла географическую карту империи, и они начали смотреть, как туда поедут. Оказалось, что через Тюмень, оттуда рекой до самого Тобольска.

— Господи, какой знак! — воскликнула императрица. — Я вижу в этом Божье провидение. Мы же будем проплывать мимо дома отца Григория!

1 августа царский поезд, на вагонах которого было написано «Японская миссия Красного Креста», чтобы не вызывать излишнего любопытства в пути и не способствовать попыткам освободить императора, отбыл из Петербурга. Драгуны, что составляли конвой, распевали унылые песни — за окнами пульмановских вагонов тянулись нескончаемые леса. Поезд мало стоял на станциях — только заправлялся водой и углем. Принцессы глядели на местность сквозь щели в занавесках — никогда не думали они, что так придется им впервые путешествовать по своей державе.

Уже вечером 4 августа состав прибыл в Тюмень. Пользуясь темнотой, семейство Романовых и сопровождавшую их свиту перевезли на пароходы «Русь» и «Кормилец», что стояли у пристани.

Каюты и сами пароходы венценосным пассажирам понравились — принцессам и Алексею можно было ходить по палубам, читать на свежем воздухе и музицировать в пассажирском салоне. Кормили пристойно, впрочем, Романовы не были привередливы к пище.

Весь день 5 августа «Русь» шла вниз по реке — берега были покаты, течение быстро, вода холодна, и воздух казался хрустальным. Николай сказал жене, что, наверное, такой воздух способствует здоровью местных жителей. Недаром же Григорий был столь крепок телом и духом.

Миновали село Покровское — большое крепкое село, сбегавшее к самой реке. Стояли у борта и смотрели на дома, стараясь угадать, в каком из них жил раньше столь трагически покинувший их Распутин. «Вспоминали друга», — записал вечером Николай в дневнике.

Николай думал, не рассказать ли Аликс о намеке Керенского — тот дал понять императору, что от Тобольска куда ближе до Японии и Североамериканских Соединенных Штатов, чем до Петербурга. Но потом решил не говорить и не возбуждать лишних надежд в Александре Федоровне, ведь она так надеялась на то, что их отпустят в Англию, но социалисты подняли скандал в Думе, и этот план, такой гуманный и разумный, рухнул.

6 августа — через неделю после отъезда из Царского Села — царская семья прибыла в Тобольск.