Рэй Брэдбери - Миры Рэя Брэдбери. Том 2

— Ура! — закричала Марианна и быстро устремилась наверх.

Юного Исака Ван Пелта ввели в дом и представили всем присутствовавшим.

Когда Марианна наконец уехала, отец сел и вытер лоб.

— Не знаю… Но по мне, это уж чересчур.

— Так ты же первый предложил ей начать выезжать, — сказала мать.

— И очень сожалею, что предложил это, — ответил он. — Но она гостит у нас уже шесть месяцев и еще шесть месяцев пробудет у нас. Я думал, что если ей встретится приличный молодой человек…

— Они поженятся, — тихо прошелестел голос бабушки, — и Марианна тут же съедет от нас — так что ли?

— Ну… — сказал отец.

— Ну, — сказала бабушка.

— Но ведь теперь стало хуже, чем было прежде, — сказал отец. — Она порхает вокруг, распевая без конца с закрытыми глазами, проигрывая эти адские любовные пластинки и разговаривая сама с собой. Кому по силам выдержать такое! К тому же она без конца смеется. Мало ли восемнадцатилетних девиц попадались в дурацкие сети?

— Он мне кажется вполне приличным молодым человеком, — сказала мать.

— Да, нам остается только постоянно молить Бога об этом, — сказал отец, выпивая небольшой бокал вина. — За ранние браки!

На следующее утро, первой заслышав гудок рожка автомобиля, Марианна, подобно метеору, выскочила из дома. У молодого человека не осталось времени даже на то, чтобы дойти до двери дома. Только бабушка из окна гостиной видела, как они вместе укатили вдаль.

— Она чуть не сбила меня с ног, — пожаловался отец, приглаживая усы. — А этот что? Болван неотесанный? Ладно.

В тот же день, вернувшись домой, Марианна прямо проследовала к своим граммофонным пластинкам. Шипение патефонной иглы наполнило дом. Она поставила «Древнюю черную магию» двадцать один раз и, плавая по комнате с закрытыми глазами, подпевала: «Ля-ля-ля».

— Я боюсь войти в свою собственную гостиную, — заявил отец. — Я ушел с работы ради того, чтобы наслаждаться сигарами и жизнью, а вовсе не для того, чтобы в моей гостиной, под моей люстрой, вокруг меня жужжала эта вертихвостка-родственница.

— Тише, — сказала мать.

— В моей жизни наступил кризис, — заявил отец. — В конце концов, она всего лишь гостья…

— Ты знаешь ведь, как чувствуют себя гостящие девицы. Уехав из дома, они считают, что оказались в Париже, во Франции. Она покинет нас в октябре. И это не так уж плохо.

— А ну, посмотрим, — медленно принялся считать отец. — Как раз к тому времени, примерно через сто тридцать дней, меня похоронят на кладбище Грин Лоун. — Он встал, бросил свою газету на пол. — Ей-Богу, я сейчас же поговорю с ней.

Он подошел и встал в дверях в гостиную, вперив взгляд в вальсирующую Марианну. «Ля», — подпевала она звучащей мелодии.

Откашлявшись, он вошел в комнату.

— Марианна, — сказал он.

— «Эта древняя черная магия…» — напевала Марианна.

— Да?

Он смотрел, как извиваются в воздухе ее руки. Танцуя, она вдруг бросила на него горящий взгляд.

— Мне надо поговорить с тобой. Он подтянул галстук на шее.

— Да-ди-дум-дум-да-ди-дум-дум-дум, — напевала она.

— Ты слышишь меня? — вскричал он.

— Он такой симпатичный, — сказала она.

— Вероятно.

— Знаете, он кланяется и открывает передо мной двери, как настоящий дворецкий, и играет на трубе, как Гарри Джеймс, и сегодня утром он принес мне маргаритки.

— Не сомневаюсь.

— У него такие голубые глаза! — и она возвела очи к потолку.

Ничего достойного внимания он не смог узреть на потолке.

Продолжая танцевать, она не спускала глаз с потолка, он подошел, встал рядом с ней и тоже стал глядеть на потолок, но на нем не было ни пятен от дождя, ни трещины, и он вздохнул:

— Марианна.

— И мы ели омаров в кафе на реке.

— Омаров… Понятно, но все-таки нам не хотелось бы, чтобы ты ослабла, свалилась. Завтра, хотя бы на один день, ты останешься дома и поможешь своей тете Мэт вырезать салфетки…

— Да, сэр.

И, распустив крылышки, она закружилась по комнате.

— Ты слышала, что я тебе сказал? — спросил он.

— Да, — прошептала она. — Да. — Глаза у нее были закрыты. — О да, да, да. — Юбка взметнулась вокруг ее ног. — Дядя… — сказала она, склонив голову, покачиваясь.

— Так ты поможешь своей тете с салфетками? — вскричал он.

— Ее салфетками… — пробормотала она.

— Ну вот! — сказал он, усаживаясь на кухне с газетой в руках. — Вот я и поговорил с нею!

Но на следующее утро он, едва поднявшись с постели, услышал рык глушителя гоночного автомобиля и шаги сбегавшей по лестнице Марианны; на несколько секунд она задержалась в столовой, чтобы перехватить что-то вместо завтрака, затем остановилась перед зеркалом в ванной только для того, чтобы убедиться, что не бледна, и тут же внизу хлопнула входная дверь, послышался грохот удаляющейся машины и голоса громко распевающей парочки.

Отец схватился обеими руками за голову.

— Салфетки!.. — простонал он.

— Что? — спросила мать.

— Сальери, — сказал отец. — Сегодня утром мы посетим Сальери.

— Но Сальери открываются лишь после десяти.

— Я подожду, — решительно заявил отец, закрыв глаза. В течение той ночи и еще семи безумных ночей качели у веранды, мерно поскрипывая, напевали: «назад-вперед, назад-вперед». Отец, притаившийся в гостиной, явно испытывал необыкновенное облегчение, когда потягивал свою десятицентовую сигару и черри, хотя свет от сигары освещал скорее трагическую маску, нежели лицо. Скрипнули качели. Он замер в ожидании следующего раза. До него доносились мягкие, как крылья бабочки, звуки, легкий смех и что-то очень нежное для маленьких девичьих ушек.

— Моя веранда, — шептал отец. — Мои качели, — жалобно обращался он к своей сигаре, глядя на нее. — Мой дом. — И он снова прислушивался в ожидании того, что опять раздастся скрип. — О Боже! — заключал он.

Он направился к своему рабочему столу и появился на веранде с масленкой в руках.

— Нет-нет, не вставайте. Не беспокойтесь. Я смажу вот здесь и тут.

И он смазал машинным маслом соединения в качелях. Было темно, и он не мог разглядеть Марианну, он ощущал только ее аромат. От запаха ее духов он чуть не свалился в розовый куст. Не видел он и ее дружка.

— Спокойной ночи, — пожелал он.

Он вернулся в дом, сел и уже больше не слышал скрипа качелей. Теперь до его слуха доносилось лишь легкое, как порхание мотылька, биение сердца Марианны.

— Он, должно быть, очень славный, — предположила, стоя в проеме кухонной двери, мама, вытиравшая обеденную посуду.

— Надеюсь, — буркнул отец. — Только благодаря этому я позволяю им каждую ночь качаться у нас на качелях!

— Уже столько дней они вместе, — заметила мама. — Если бы у этого молодого человека не было серьезных намерений, юная девушка не встречалась бы с ним так часто.