Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

Димка сейчас совсем один. И Рита понимала ясно, что он так и будет один, пока она с ним. Он не смотрит на других девушек, она знала, что не смотрит, не спрашивая. Он ждёт, что вот-вот она выйдет из клиники, и они снова будут вместе. Рита зажмурилась. Но он всегда будет один. А будет думать, что вместе с ней.

Это невозможно объяснить словами. Он никогда не поймёт этого. Она будет улыбаться ему, встречая с работы, она будет ложиться с ним в постель, она будет играть страсть — она ещё не забыла, как это делается. Она, возможно, родит ему ребёнка. Врачи говорят, что она может иметь здоровых детей. Она будет ходить с ним в клубы, в кино, если он захочет. Но она всегда будет помнить, что врёт ему. И он будет это чувствовать. Что она врёт.

Она больше не умеет улыбаться. И любимые Димкой ямочки исчезли не от того, что она похудела. Нет, Рита просто разучилась смеяться. Она больше не помнит, что такое любовь. Если вообще когда-то это знала. Она будет обнимать его в постели и всё время со страхом ждать, что это окажется не он. Она будет бояться каждого его приближения к ней. Потому что некоторые рефлексы вырабатываются очень быстро и не исчезают никогда. Условный рефлекс.

Рита открыла глаза и уставилась в дождь. Один дьявол знает, как ненавидела она того, кто убивал её любовь. Кто надрессировал её, как собачку: Диму — бойся. Она умом понимала, что тот, кто приходит к ней в кошмарах и её Димка — это совершенно разные люди. И днём, при солнечном свете, она видела разницу. Но когда однажды он задержался в её палате чуть дольше — та же Росинка позволила им посидеть до вечера, — когда он попытался обнять её чуть более горячо, чем при встречах и расставаниях в холле, когда его губы коснулись её… она еле сдержалась, чтобы не закричать.

Он тогда всё понял и быстро отстранился. Он всегда чувствовал её, как себя, его нельзя было обмануть. И Рита видела, как больно его это ударило. Господи, неужели он заслужил, чтобы она била его таким отвращением ежедневно?

Рита почувствовала, как поднимаются слёзы.

Как поступить, кто подскажет? Принять помощь человека, который и так столько отдал ей, воспользоваться тем, что он ещё на что-то надеется, пытаться обмануть его и себя, каждый день играя любовь? Но его нельзя обмануть, в чём угодно, только не в этом. Рассказать ему всё? Чтобы каждый день встречать его испытующий взгляд — ну как, ты всё ещё не…? Или чтобы он постоянно выматывал себя тщетными попытками вернуть её к нормальной жизни, как он пытается делать это сейчас?

Или… или отказаться от всего этого? Отказаться от единственного, ради кого стоило жить, ради кого можно было попытаться вернуться? Отвернуться и уйти. Оборвать всё разом. Да, это жестоко и это чёрная неблагодарность. Но она ведь уже показала себя неблагодарной свиньёй, когда вместо того, чтобы просто дождаться своего парня, пустилась во все тяжкие, буквально пошла по рукам ради нескольких минут волшебного дурмана, за который потом расплачивались ребята. Она стала причиной всего того, что случилось. Она никогда от этого не отмоется. Если будет ещё одним пятном больше, тем лучше — таких, как она, не хочется возвращать.

Столько боли и несчастий, сколько она принесла Нике и Димке, она никогда не сможет искупить. А Пашина смерть всегда будет висеть на ней, как камень на утопленнике.

Итак, выбор. Две дороги, два пути. Уйти или остаться? Снова сесть на шею человеку, который и так простил ей больше, чем можно. Снова мучить его ужасным отношением, оттого ещё более ужасным, что она никак не сможет его изменить. Или уйти, освободить его для нормальной жизни? И может быть, когда-нибудь, если она выживет, попробовать вернуться, но уже нормальным человеком, а не психованной бывшей наркоманкой, не отмытой до конца от чужих грязных рук.

Дождь лил стеной, гипнотизируя и вводя её в почти транс.

Уйти или остаться? Ежедневно убивать его или попытаться выжить самой? Рита мучительно пыталась уловить ответ в шуме падающей с неба воды. Опять ждала помощи извне. А ответа всё не было…

Утром она встретила Дмитрия даже не в холле, а в саду, на дорожке, ведущей от ворот. Улыбнулась одними губами и позволила поцеловать себя в щёку. Она всё решила для себя этой ночью. Она приняла решение сама, за себя и за него. Теперь главное было не сорваться, не испортить ничего, суметь сказать так, чтобы он понял, чтобы не спорил, чтобы… И тут он чуть не сломал всю её решимость.

— Глаза закрой, — велел Дмитрий, и в его голосе она с болью услышала прежние, забытые уже нотки безбашенного веселья.

Рита послушно закрыла глаза, хотя чувствовала, что этого не надо делать, это не нужно, лишнее уже. Лёгкое движение, что-то тёплое на руке.

— Открывай!

Золотистый изящный браслет, почти точная копия того самого, её талисмана из далекого прошлого, охватил бледное запястье.

— Я подумал, что в новой жизни тебе понадобится новый талисман, — тихо сказал Дмитрий.

Ей понадобилось несколько минут и крепко зажмуренные глаза, чтобы снова собрать свою волю. Дмитрий даже испугался.

— Тебе плохо? Ну-ка, присядь.

Он силой усадил её на ближайшую лавочку, и только там она открыла глаза.

— Нет, мне не плохо, — сказала она, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Но разве его можно обмануть…

— Рит, я же вижу, с тобой что-то не так. Давай я врача позову.

— Не надо.

Она уже справилась с собой. Пора начинать, иначе она позволит себя уговорить. Рита решительным движением сняла браслет, уже уютно-привычный, как будто она носила его всю жизнь.

— Дима, большое тебе спасибо. Но я не могу его взять.

Она так же решительно вложила украшение в его полураскрытую ладонь, с трудом заставив себя разжать пальцы и выпустить тёплый, словно живой, металл. Опережая его вопрос, заговорила, стараясь быть спокойной и убедительной, даже резковатой. Чтобы у него пропало желание возражать.

— Дим, я не могу принять от тебя этот подарок. Я и так слишком много у тебя приняла подарков. Моё лечение, этот долг, эта самая новая жизнь… Я не могу больше пользоваться твоей добротой за просто так. Сильно подозреваю, что если я заговорю о том, что я заработаю и верну тебе то, что должна, ты справедливо мне не поверишь. Я никогда не смогу с тобой рассчитаться. Но я могу отплатить тебе одной вещью.

Его лицо из недоуменного делается почти счастливым. Он ждёт, что она заговорит о неземной любви… нет. Резать, так быстро.

— Я скоро выписываюсь, Дима, и ухожу. Навсегда. Так будет лучше для нас обоих.

— Рита…

— Не перебивай! — вдруг рассердилась она. Ей и так тяжело, неужели он не видит? — Мы не нужны друг другу. Мои родители были правы, ты принёс мне несчастье. Мы принесли друг другу только беду, Дима.

А вот это ударило в нужное место. Неверящий взгляд расширившихся глаз, словно ножом, резанул её в самое сердце, но после этих слов повернуть назад уже было нельзя.