Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

— Возвращается Феникс из командировки?

— Ну да. Он редко голос повышает в нормальной обстановке, ты же знаешь. А там такое было, Джин аж протрезвел, девочки чуть не скончались. А потом — «чтоб до утра я тебя не видел, а после подъёма ко мне». И вышел. И дверь прикрыл.

— И всё?

— Ну, следующей ночью он Тошку хорошо погонял. А потом, уже после учебки, мы у него спросили — а чего он тёлок-то тогда не выгнал? Он говорит «ну, я ж не зверь».

— А почему всё-таки Джин? — упрямо спросил Хан.

— Так они тогда джин пили. У Феникса потом неделю духан в кабинете стоял. Он сам его и прозвал…

Из-за разбирательства по делу о захвате «Киплинг» бездействовал, лежал в дрейфе. Ребята не знали, чем себя занять, и от этого ещё явственнее ощущалась атмосфера общей растерянности. Даже железобетонный Феникс как будто дал трещину. Такого потерянного взгляда Хан у него никогда не видел, и не сказать, чтобы его радовало это зрелище. Конечно, к Фениксу он даже не пытался подойти, прекрасно знал, что командир из тех людей, кто не принимает никакой помощи от посторонних. А что он, Хан, «посторонний», это он уже давно уяснил. Обычно эта мысль глухо раздражала, но сейчас раздражение сменилось каким-то непривычным, гложущим чувством. Психом Хан не был, глупым тоже, самообманом не занимался. Он понимал, что всё это — и Кельт со стиснутыми на коленях кулаками, и растерянные ребята, и беспомощно-отчаянный взгляд Феникса — всё это, в конечном счёте, его рук дело. Не введи он тогда Дэна в заблуждение, всё могло сложиться иначе.

И это понимание было неприятным. Хотя, конечно, если бы не тупость Дэна, если бы он хоть на секунду включил мозги не на «ура, вперёд!», а на обдумывание ситуации, то мог бы предотвратить неудачу при штурме. Но оказался прав Хан, а не Феникс. И теперь к его непонятному настроению отчётливо примешивалось чувство «ну, я же говорил!»…

— Акела промахнулся, — сказал он вслух, прерывая Кельта на полуслове. — Так в книжке, кажется?

Кельт снова сник.

— Феникс тут ни при чём, — тихо сказал он. Как-то неуверенно сказал.

Конечно. Ни при чём. А кто «при чём»? Кто поставил на опасный участок самого тупого сержанта? Кто не слушал советов понимающего человека? Кто, в конце концов…

— Язву, между прочим, он туда не послал, — неожиданно зло вырвалось у него. — Послал Дэна, который вообще плохо соображает. И ребят твоих послал.

— Он же не знал, что всё так будет…

Голос Кельта дрогнул, а Хан почувствовал, как начинает гореть затылок — накатывала злость. Вот эту круговую поруку он никогда не понимал. Может, ты ещё и Строганова будешь защищать?

— Может, и не знал. Но против фактов не попрёшь, Бут и Джин были там, а Яз… Индиго — при Фениксе. — Хан знал, что закипает, надо было успокоиться, но не получалось. — Я ему говорил, что Строганов не потянет в самостоятельной операции. А он его одного послал, без связи!

— Но Дэн…

— Что — Дэн? Положился на слова двух сбрендивших от страха шакалов, ни черта не проверил, ломанулся почти вслепую. Ты ж сам видел!

Кельт сидел неподвижно, уставившись в одну точку на противоположной стене, и только едва заметно качал головой, словно не соглашался.

— Он туда ни Аякса не послал, ни тем более, Индиго. Почему? За своих боялся… ты же понимаешь, что вы, с Земли с ним прилетевшие, Фениксу ближе. Вот он вас под своим присмотром и оставил, бросил совершенно неподходящего для этого Дэна в самую трудную точку. А Джину просто не повезло там оказаться.

— Нет, Алик, — Кельт помотал головой. — Ну что ты несёшь!

Что несу… правду несу. Развёл тут любимчиков.

В глубине души он понимал, что несёт действительно чушь. Что Феникс никого не прикрывал и не подставлял, это же Феникс. Но остановиться он уже не мог. Глупость и непредусмотрительность должны быть наказуемы. Не Хан это Фениксу докажет, так кто-то другой.

— Мне просто жаль Бута и Джина. А ещё больше тебя. И я вижу, как настроена наша стая. Для них Феникс — бог. Ну, не хотят они признавать, что он такой же, как и все остальные. Он обычный и ошибается также, как все. Только из-за его глупых ошибок гибнут другие!

Обычный. Такой, как все. Конечно, обычный. И спускать промахи ему нельзя, так же, как и другим. Феникс сам виноват в том, что произошло. Надо было с самого начала правильный выбор делать, тем более что ему говорили…

Кельт молчал и головой больше не мотал.

Церемонии похорон на «Киплинге» — редкость. И смерть кого-то из роты бьёт по каждому, независимо от того, из какого взвода был погибший. Потому что «Киплинг» давно стал одним целым. Трагедия, унёсшая четыре года назад целых шестнадцать жизней, была потрясением для всех. Тогда пятнадцать из шестнадцати погребальных капсул уходили в открытое пространство пустыми — потому что в них нечего было положить, — но сама церемония была необходима. Это был ритуал, дань смерти, дань уважения погибшим ребятам. Это было нужно оставшимся в живых и их командиру, Фойзе. Сегодня капсулы всего две, но потрясение ничуть не меньше. Слишком редкий, к счастью, гость на «Киплинге» — смерть. И убивает её визит не только тех, кто уходит, но и частичку тех, кто остаётся. Да, считается, что они — космические вояки — смерти не боятся и вообще считают её своей в доску. Чушь. Смерти боятся все. И все чуть-чуть умирают, когда погибает друг.

Фойзе помнил тогда, четыре года назад, страшное чёрное лицо Сергея Каждана, сурового Бута. Он всерьёз боялся, что со следующей операции Бут может не вернуться — сам полезет под выстрелы. Ничего, вернулся. Он даже научился снова смеяться — когда на «Киплинге» появились Джин с Кельтом. Он возвращался всегда. До Каджеро. А теперь он лежит в одной из этих холодных оболочек. И Джин тоже. И неизвестно, кто теперь будет учить снова смеяться Кельта.

Сегодня на церемонии будет присутствовать начальство с Земли. Нет, не для того, чтобы почтить память погибших. Для того, чтобы наказывать живых. Фойзе сейчас пытался думать обо всех, но мысли сами собой убегали к одному. Что теперь будет с «волками»? Что будет с их командиром? Фойзе знал, наверняка знал, что Феникс не говорит всего. Знал, что основная вина за случившееся не на нём, но парень твёрдо решил, что раз руководил группой, то он и есть главный виновник. И сейчас искать истинного виновного поздно. Рапорт капитана Лазарева ушёл наверх, и карательная машина уже запущена. Там, наверху, был нужен тот, на кого можно свалить всё. Козёл отпущения. И добровольное признание офицера, руководившего операцией, было как нельзя кстати. Во время разговора с начальником комиссии по расследованию, генералом Литным, Фойзе понял, что опросы участников штурма были проведены для галочки, что сейчас копаться в подробностях никто не будет, и показания участников уйдут в никуда. Кого интересует, что дальше будет с взводом, — главное, найти, кого показательно казнить. Это в такие моменты всегда главное для тех, кто боится потерять своё место на Олимпе.