Сергей Галихин - Русская фантастика 2009

— Может быть, может быть… — задумчиво пробормотал Олланд. — А может, и нет. Все хотят мира, но до сих пор идет война.

— Мира, может, и хотят, но не имеют желания идти на уступки друг другу, — сказал Ефремов.

— В городе зафиксировано колоссальное количество случаев необъяснимой, почти звериной жестокости имлинов. Это нельзя объяснить травмированной на войне психикой человека. Это деградация, спуск вниз на несколько ступеней эволюции. Нигде и никогда не было ничего подобного. Акции ашатов совершенно не соответствуют их менталитету, поведению на протяжении всей истории. Они никогда не были хорошими воинами, чаще брали количеством, а не мастерством. Я сделал запрос в Министерство обороны и вчера получил обескураживающий ответ: ашаты очень редко попадают в регулярную армию Европы. Во-первых, сами идут неохотно, во-вторых, не выдерживают тренировок, не сдают экзамены. И тут — пожалуйста: операция в лучших традициях спецподразделений.

— Возможно, это провокации. Одна сторона хочет скомпрометировать другую и под видом оппонента совершает убийства.

В дверь постучали. Десантники впустили гостя. Герхард вспомнил, что пригласил на кофе начальника комитета по образованию Пешковеца. Ему очень хотелось с ним поговорить об атмосфере, царившей среди школьников средних и старших классов. Разговор с майором пришлось отложить, и тот пошел готовиться к завтрашней инспекции в лагерь имлинских беженцев.

2 августа

19 часов 20 минут

В гостинице «Серебряная Луна» по десять-двенадцать человек в номерах с сохнущим на перетянутых между стен веревках стираным бельем четвертый месяц жили беженцы. Большинство с Цветочной улицы. Пищу готовили там же, где и жили. На конфорках кипели кастрюли с кашей и супом, по углам стояли мешки с крупой, коробки и банки — гуманитарная помощь. Все окна были распахнуты, но воздух по-прежнему оставался тяжелым, спертым, как будто густым. В коридорах с раннего утра и до поздней ночи звенели детские голоса…

После взрыва на площади Гете машины с тремя боевиками ашатские подростки совершили набег на Цветочную улицу. Их было немного, не более десяти человек. Они начали бить стекла кондитерского магазина, подожгли припаркованный «Фиат» его владельца, нападали на прохожих, выкрикивали оскорбительные для имлинов слова. Они не знали, что в переулке имлины обсуждают грядущее закрытие мебельной фабрики, на которой они работали. Услышав женские крики и звон разбитой витрины, имлины с ходу надавали ашатам тумаков. Били от души. Ашаты спешно ретировались. Кому-то из них успели разбить голову, кому-то выбить зубы. Вернувшись в свои кварталы, побитые ашаты рассказали, что, когда они пришли на Цветочную улицу мстить за взорванную днем машину, на них напали имлинские ублюдки. Оказавшиеся рядом испанские тележурналисты начали снимать жертв нападения имлинов, ашатские женщины тут же завыли, оплакивая синяки своих детей, обещая собственноручно отрезать имлинам уши. Испанские телевизионщики поехали с пострадавшими в больницу, мужчины разогнали матерей, сестер и жен по домам, а сами отправились на совет. Совет был коротким, решение приняли единогласно. Сжечь дотла Цветочную улицу, убить всех живущих на ней имлинов.

Позже, когда полиция расследовала инцидент, кто-то сказал, что ашаты, громившие кондитерский магазин, были в наркотическом опьянении. Но в тот вечер на это никто не обратил внимания, как никто не вспомнил, что подростков на Цветочную улицу для священной мести послал проповедник Мбобо Иерусалимский.

Около сотни ашатов, вооружившись протонными ружьями, скорострельными иглолучевыми пистолетами, кухонными ножами, палками, камнями и обрезками труб, дождавшись сумерек, пошли мстить имлинам за своих детей. Но имлины, наученные ашатскими налетами, не легли спать, а вооружились протонными и старомодными пороховыми, охотничьими ружьями, разбились на несколько групп и затаились в ожидании налета.

Ждать пришлось недолго. Как только стемнело, на Цветочную улицу, словно черные тени, вошли ашаты. Они только начали обливать машины и двери домов бензином, собираясь их поджечь, как имлины напали первыми, открыв по неприятелю шквальный огонь. Ашаты, кто успел, укрылись за домами и машинами, а кто не успел, остались лежать на асфальте. Бой был скоротечным. Через двадцать минут аккумуляторы сели, патроны закончились и началась рукопашная. Цветочная улица превратилась в бурлящую реку, переполненную кровью, криком и запахом гари. Ашаты поджигали дома, забрасывая в окна канистры с бензином и зажженными фитилями, не разбираясь, где живут имлины, а где греки, евреи, чехи, испанцы или французы. Мужчины Цветочной улицы начали спасать из горящих квартир свои семьи, осмелевшие ашаты убивали их в спину. Как только семьи оказывались в относительной безопасности, имлины снова бросались в драку, убивая ашатов голыми руками. И не только имлины, все жители Цветочной улицы, независимо от национальности и веры, охотно помогали им. Они дрались за свои дома, за свои семьи. В эти минуты им была безразлична любая идея.

Утром вся прогрессивная мировая общественность выразила озабоченность произошедшим ночью инцидентом, полиция приступила к расследованию, Евросовет и ООН отрядили по комиссии, Мбобо Иерусалимский проклял живших на Цветочной улице имлинов. Имлины пообещали убивать ашатов до тех пор, пока те не научатся жить в мире и не признают право на жизнь любого человека, непохожего на них. Ашаты пообещали взрывать дома и школы, убивать имлинов везде, где только встретят. А на информацию полиции о том, что в машине на площади Гете взорвался пластит, который перевозили ашаты, никто не обратил внимания.

Все, кто мог уехать из Пешковеца, уехали, остальным жителям Цветочной улицы было предоставлено временное жилье в разных районах города. Имлины решили, что безопаснее будет держаться всем вместе. Мэрия пошла им навстречу и выделила беженцам гостиницу «Серебряная Луна»…

Пять минут назад Питер заступил на пост возле двери, ведущей во двор гостиницы. И пока Роже болтал с очаровательной Терезой, он решил проверить, закрыты ли на ночь ворота, не спрятался ли кто в угольном сарае, и вообще осмотреть двор. Предыдущая смена наверняка добросовестно несла службу, но Питер считал, что излишняя осторожность — это не трусость, а осмотрительность. Скоро два месяца, как между ашатами и имлинами было заключено перемирие, но налеты, погромы, ночные убийства все равно продолжались. То там, то тут в Пешковеце взрывали магазин, принадлежавший имлинам, кто-то расстреливал семью, убивал припозднившегося прохожего. На словах ашаты просили мира, заверяли, что к этим преступлениям они непричастны, обещали чем только возможно помочь расследованию, но разве можно им верить? Полицейские говорили те же слова, но за последние шесть месяцев они не раскрыли ни одного убийства имлинов. Питер давно усвоил, что имлинам не на кого рассчитывать, кроме как на себя. Если они перестанут защищаться, ашаты уничтожат их всех до одного. По одному.