Григорий Салтуп - Лента Мёбиуса

Квартиранты не пострадали: дом строители позабыли и до сих пор не ремонтируют, а электричество, воду и отопление в нем почему-то не отключают.

Иван Ефремович хихикнул из вежливости. И "жуликом" Кронида Собакина не назвал.

Продолжать треп Борису не хотелось: что-то тоскливо было на стойбище у весело пляшущего пламени костра, а тут еще косматый пес Черныш выволок откуда-то из-за яранги красную папку с белыми тесемочками, озверился ни с того ни с сего, расхрястал ее зубами, рассеяв вокруг костра листки с докладом Андрея Андреевича Рвинова.

Ы-Кунг'ол бросил в кобеля головешкой, но не попал, и обиженный Черныш ускакал к стаду, волоча красную папку по кочкам.

Борька собрал изодранные листики, затолкал их в костер, чувствуя, что сейчас он упадет и не встанет, отрубится, - и потому, собрав последние силы, забрался в ярангу и заснул...

На втором литре спирта Ивана Ефремовича развезло, - он немного поплакал и рассказал Борису, как однажды, давным-давно он тоже наяву узнал своего Бэр'чавчу, пил с ним в большом городе в ресторане, - название города Ы-Кунг'ол отказался сообщить. Бэр'чавчу Ы-Кунг'ола хвалил его в глаза, ухаживал, подливал водочку из графина, а потом завел в туалет, вывернул у Ивана Ефремовича карманы, затолкал в кабинку и пригрозил, что убьет, если Иван Ефремович хоть слово вякнет.

Иван Ефремович был в том городе на слете ударников коммунистического труда, но так как он всю ночь просидел в запертой кабинке ресторанного туалета, то опоздал на утреннее заседание, и грамоту ему не вручили хорошо, хоть жив остался: с Бэр'чавчу, однако, опасно с глазу на глаз встречаться. Его место, однако, там, за спиной, слева - сверху...

Борис Васильевич успокаивал Ы-Кунг'ола, бодро похлопывал его по плечу:

- Но ты же советский человек, Ы-Кунг'ол! Держись!..

- Однако, советский...

- Великий русский поэт Пушкин еще сто с лишним лет назад писал: "Повсюду страсти роковые. И ото лжи исхода нет..."

- Пушкин? Хорошо сказал, однако. Я его знаю. Его царь, однако, в Шушенское сослал! Пушкина знаю, в школе учил. Однако, куда ото лжи денешься?..

8.

Утром двадцать четвертого ноября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года стройный загорелый мужчина лет тридцати пяти-сорока поднимался по трапу самолета, отправляющегося рейсом "Сочи - Ленинград". Когда лайнер набрал высоту, и погасла табличка "Не курить, пристегнуть ремни", мужчина встал и проследовал с чемоданом в туалетную кабинку.

Удостоверившись, что дверца закрыта на защелку, мужчина открыл новый кожаный чемодан, в котором под унтами из оленьего камуса и пыжиковой шапкой оказался старый потертый портфель из кожзаменителя.

Мужчина вытащил портфель, осмотрел его критически со всех сторон и вдруг прижал портфель к груди, поглаживая и любовно похлопывая его дряблый ненатуральный живот.

- Бр-р-родяга!

Полушепотом, с мефистофельской усмешкой на губах, похвалил свой портфель мужчина. Потом он достал из портфеля маленькую капсулу с контактными линзами, осмотрел их: японские... Двести рублей в спецполиклинике для ветеранов войны и труда! Откуси и дай!..

Мужчина снял очки, став на пару минут беспомощным перед своим отражением в зеркале, - корчась, чуть ли не пританцовывая, вставил себе контактные линзы.

Теперь уже никто, даже родная мамочка, не признали бы в элегантном загорелом джентльмене, - с холодным, несколько беспокойным взглядом серых глаз, с бородой, придавшей солидность и привесок к возрасту лет на семь-восемь, с благородной прядью седых волос, косо спадающих на висок (пять рублей в парикмахерской и два месяца гарантии), в отлично пошитом сером костюме-тройке, - того зачуханного, пришибленного жизнью инженеришки, который напьется сегодня вечером в компании Кронида Собакина и Кости-заиньки.

- Ему надо помочь!..

Холодно сказал джентльмен своему отражению в зеркале:

- Пускай за олешками побегает, для здоровья полезно...

Он долго осматривал себя в зеркале с разных сторон и даже из-за спины, мужественно подтянул живот, расправил плечи и громко, словно приказывая кому-то, отметая всяческие недомолвки, сказал:

- Сегодня ты, Борис Васильевич, сам себе Бэр'чавчу!

Самолет приземлился в новом аэропорту "Пулково". Джентльмен купил сегодняшний номер газеты "Смена", поднялся в зал ожидания и тщательнейшим образом сравнил тексты газеты "Смена" из своего портфеля со свежей, еще пахнущей типографской краской, газетой. Совпадение было стопроцентное.

Значит, Время захлестнулось петлей, лентой Мёбиуса именно сегодня, двадцать четвертого ноября.

Ничто не должно было помешать недавнему младшему пастуху седьмой комплексной оленеводческой бригады Борису Васильевичу Самохину вновь стать инженером ленинградского объединения "Электросила".

С Иваном Ефремовичем Ы-Кунг'олом Борис Васильевич попрощался по-братски: обнялись, поцеловались, Ы-Кунг'ол пригорюнился, но младший пастух, очевидно имея в виду некие будущие пертурбации, успокоил его:

- Что ты, Иван Ефремович! Я на пару недель слетаю в Ленинград и сразу обратно. Жди...

Шестьдесят первую годовщину Октября Борис Васильевич встретил в поселке Ванкарем на самом севере Чукотского национального округа. Не пил. Боялся.

В кармане была зарплата за три с половиной месяца - одна тысяча шестьсот тридцать два рубля сколько-то копеек и премия в шестьсот рублей. Таких денег ленинградский инженер никогда до этого живьем не видел, не то чтобы не имел! И потому распорядился ими весьма разумно: шестьсот выслал самому себе в Ленинград "до востребования", приоделся, купил кожаный плащ и отправился самолетом в Анадырь, затем в Хабаровск, а оттуда в Сочи, где он решил отдохнуть и набраться сил перед вступлением в ... как бы так сформулировать поточнее?.. ну, словом, в свое место в жизни.

Сдав в аэропорту чемодан в камеру хранения, Борис Васильевич на такси поехал на Васильевский остров.

Плотно пообедал в ресторане "Мишень", в винном магазине на углу Первой линии купил две бутылки коньяка. Поймал такси и поехал к своей проходной. Не выходя из машины, проследил, как Борис Васильевич (Первый) садится в троллейбус, направляясь на Васильевский остров. Приказал шоферу медленно следовать за троллейбусом.

Убедившись, что Борис Васильевич (Первый), едва выйдя из троллейбуса, попал в цепкие объятия Кронида Собакина и покорно пошел с ним пьянствовать в мороженицу "Дохлый Голиаф" на Университетской набережной, Борис Васильевич (Второй) отпустил такси и занял наблюдательный пост в ближайшем подъезде.

В полвосьмого в "Дохлый Голиаф" должен был зайти Костя-заинька с семи коленной удочкой в чехле и "уловом" в полиэтиленовом пакете.

Костя-заинька не подвел: появился секунда в секунду!