Григорий Салтуп - Летатель - 79 (Historiy Morbi)

- Задаешься, да? Брезгуешь, да? - подхохатывал Верхоблядов. - Ишь ты, руки не подал! Хо-хо-хо!

- Василь Петрович, я летать научился, - сказал я, разливая себе и Гегемону по стаканам "Шампанское", - Честное слово!

- Глядить-ка! А трезвый! - удивился Гегемон. - Ладно, мимо стакана не налей, летатель.

Я чокнулся с Василь Петровичем, в единый дух освободил в себя шампанское, зажевал уголком шоколадки и взлетел.

Раскинув руки, я медленно, как большая стрекоза, обогнул неподвижный вентилятор под потолком, облетел парочку, - майор поперхнулся сухим вином (случай в анналах Советской Армии беспрецедентный!), "девушка" стянула с головы парик и, комкая его как платок, прижала к большим грудям. Защищая подругу, майор подпрыгнул со стула, замахал руками, отгоняя меня, как овода, и сел на пол, вскрикивая: - "Кыш, кыш! П-шел вон!"

Восхищенный Василь Петрович хлопал себя по груди и бормотал: - "Во даеть! Во даеть!"

Виталий же Верхоблядов со стаканом у рта барабанил зубами по стеклу сложный наигрыш.

Лишь одна Ада за стойкой не растерялась (ей и не такое приходилось видеть на рабочем месте) и,

- Хватит, мальчики, веселиться!

Она всех клиентов зовет "мальчиками".

- Выпили, расплатились и быстренько разбежались по домам! А летать у меня нечего. Клиентов пугать!

Я приземлился на свой стул, хлобыстнул скоренько еще стакан шампанского. Василь Петрович:

- "Научи, Саня! По гробь жизни блаходарень буду!"

А Верхоблядов словно неживой, пялит на меня глаза сквозь очки и барабанную дробь на стакане зубами выцокивает.

"Василий Иванович!" - ожил селектор на столе у доктора.

6.

"Василий Иванович! - ожил селектор на столе у доктора: - Подъехали ваши кагебэшники с бумагами. Даже двое. Поднимаются".

- Спасибо, Изольда Тихоновна, - сказал доктор в селектор и глянул на развернутую страницу "Истории болезни". Почти чистая. Лишь вверху несколько строчек.

- Табула раса!

Говорит доктор и, обмакнув ватку в нашатырный спирт, - вонь мгновенная! - протягивает ее пациенту:

- Пожалуйста, Александр Степанович, попрыскайте на воротник свитера. Запах того спирта надо перебить.

Пациент беспрекословно исполняет приказание.

- Александр Степанович, отвечайте, только быстро: как долго вы летали до того, как вами заинтересовались органы?

- Три недели.

Доктор делает летучую отметку в "Истории болезни".

Стук в дверь.

- Да-да! Пожалуйста! - приглашает Василий Иванович, дверь толкают, но она на замке. Доктор вскакивает, открывает замок. - Простите, закрылась случайно. Здравствуйте...

Входят двое в штатском.

7.

Входят двое в штатском.

Приветливо улыбаются доктору и пациенту. Один с лаской во взоре фиксирует прутковый закат в окне, плексиглас на портретах, пластмассовые горшочки с кактусами - он впервые в этом кабинете.

Второй, не отпуская руку доктора, спрашивает:

- Как прошла гипогликемия?

- Я ее не делал... И вообще я её не делаю. Процедурная этажом выше. А разве ему назначена гипогликемия?

- Да... простите, маленькая накладка вышла, - оборачивается к мужчине в синем свитере человек в штатском.

- Вы хорошо себя чувствуете?

- Куда уж лучше? - сквозь зубы бормочет пациент.

- Надо же! Ошиблись этажом. Следуйте за нами.

- Простите! - Теперь доктор подхватывает руку мужчины в штатском. - Я два часа вел прием пациента, и вы его забираете? Позвольте, я закончу и с его бумагами ознакомлюсь.

- Возникла необходимость?

Цвиркнув сквозь зубы, многозначительно покачивает головой старший, тот, который в этом кабинете не впервые.

- Да! - протягивает руку за красной папочкой доктор.

Жест Василия Ивановича тороплив, некстати, вызывает недоумение на лицах кагебэшников, но, тем не менее, старший отдает врачу папочку с тесемочками бантиком и отшагивает к стене, явно показывая, что намерен находиться в кабинете до окончания приема

Другой штатский делает два шага назад-влево, копируя действия начальника.

В серых костюмах, белых рубашках, в неярких галстуках они становятся у двери на страже, глаз не спуская ни с пациента, ни с доктора.

Василий же Иванович бегло просматривает листки в папке, снизу вверх почему-то, вдруг задерживается на какой-то фразе и спрашивает у старшего кагебэшника:

- Так был пожар в газо-операторской или не был?

- Окончательно не выяснили еще. В пожарной дежурной части вызов зафиксирован, диспетчер помнит, как отправлял машину, но никто из команды не помнит. Эту странность я отметил. Следов пожара на месте не обнаружено. Соседи ничего не видели и взрыва не слышали. Одна старушка якобы видела взрыв, но она заговаривается... К чему вам это, доктор?

Доктор не отвечает на вопрос человека в штатском, долистывает бумаги в папке, что-то дописывает в своем листке и обращается к фигурам у двери:

- Будьте добры, подождите в коридоре. Два-три вопроса, и Александр Степанович в вашем распоряжении.

Едва за штатскими захлопывается дверь, доктор начинает мыть руки и, включив струю до упора, кивком подзывает к себе пациента. Тот подходит, но не сразу; вообще, с той минуты, как Изольда Тихоновна перебила его рассказ, он не вполне в себе.

Изменений явных нет, но внешне он в чем-то уже пациент психоневрологического диспансера, а не какой-нибудь районной стоматологии.

- Сашка, Сашка!

С неожиданной жаркой жалостью зашептал Василий.

- Тебе конец! Гипогликемия - это все, идиотство полнейшее! А тебе назначено пятнадцать инъекций - это конец, не то что летать, но и ложку не сообразишь ко рту поднести! Полная деградация, тебя уже не будет... Понимаешь ты или нет?! Пятнадцать гипогликемий!..

Доктор схватил себя за горло и яростным жестом показал, как разорвется жизнь у Сашки.

- Понимаю. Но...

В шепоте Александра нет былой уверенности.

Струя воды лупцует раковину, отплевываясь в склоненные лица врача и пациента, и заглушает шепот.

- Выход? Выход... Выход есть всегда. Но ты... Ты?

Василий подымает лицо от раковины и несколько отстранено смотрит в глаза Сашке, словно в свои собственные в зеркале.

- Вариант первый: ты - летатель. Тогда тебе дико повезло, что они ошиблись этажом. Ты вырвешься и улетишь. Там, на шестом этаже дверь налево, перед "Процедурной", запомнил? На двери ничего не написано. Подсобка. Санитарки там тряпки и швабры хранят. Окно без решетки. Иди напролом! Понял?! Единственное окно на этаже без "Зари коммунизма".

- Спасибо. - Александр стискивает доктору предплечье.

- Вариант второй: ты - ........ Общество больное, согласен, но здоров ли ты? И я тебя с шестого... Но чем лучше гипогликемия?!

- И за это спасибо. Разберемся...

Время сгущается, мужчине в синем свитере кажется, что доктор специально медлит, ковыряясь в струе над раковиной; секунды скользят перед глазами, как штакетник длинного забора из окна быстро мчащегося автомобиля; мужчина уже с подозрением и ненавистью смотрит на белую спину доктора и на то, как ходят лопатки под его халатом - как у лодочного гребца, - "Ну что он там вымывает, черт его дери? Или раскаялся, что выдал мне окно с выходом?" Некстати, совершенно, некстати Александр вспоминает мускулистую спину Жорки-боцмана, соседа по коммуналке из послевоенного детства: рук у Жорки не было - штрафбат морской пехоты - точнее, по локоть не было левой руки, а вместо кисти правой - на скорую руку смастаченная фронтовым хирургом клешня из остатков ладони; жена у Жорки-боцмана погуливала, он бил ее локтем и клешней, истошно орал матом, так, что все семнадцать квартиросъемщиков вздрагивали и, представляя атаку штрафников, прятались по комнатам, - контуженный, что с него возьмешь; а по ут!