Евгений Гаркушев - Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник)

Корабли-бродяги, Блуждающие корабли – они не успели еще определиться с термином. В Альянсе и Сфере называли их «трампами», условное обозначение для гипотетической цивилизации, построившей эти крейсера. Корабли трампов были единственным доказательством того, что во Вселенной существует разумная жизнь за пределами Земли и ее колоний. При контакте с ними в открытом космосе они неизменно уходили от пеленга, растворялись в вакууме, будто миражи. Если исследователям чудом удавалось подобраться слишком близко, то вступал в действие механизм самоуничтожения. Немые крейсера, в силуэтах которых чувствовалась некая неприятная глазу чуждость, нечеловеческие пропорции, превращались в яркие вспышки белого света. Вспомогательным дронам не удавалось собрать даже мельчайших частиц. Согласно одной из гипотез, корабли эти никем не управлялись, это были исследовательские зонды, согласно другой – дрейфующие среди звезд пустотелые «летучие голландцы», покинутые экипажами, мертвые осколки погибшей цивилизации.

И вот впервые этот характерный сигнал удалось поймать на поверхности планеты. Не в открытом космосе, а прямо здесь, на Байтоушань.

У Альянса появился шанс заполучить корабль трампов – разве могли они его упустить?

То, что могло стать поводом для диалога, объединения усилий извечных соперников, стало камнем преткновения.

Поэтому он оказался здесь и сейчас, старший лейтенант Молитвин. Поэтому, утопая во мраке, вынужден бороться с унизительной беспомощностью, с обрывками воспоминаний, с чужими металлическими голосами, что звучат в его голове.

И когда смолкают голоса, не остается ничего кроме мельтешения ярких светящихся точек. И эти точки, водя хороводы, сплетаясь в вязкие призрачные сети-«тенета», вызывают в его памяти воспоминание, яркую и четкую картинку, его якорь к реальности.

Светящиеся пылинки «тенета» так похожи на веснушки. Он вспоминает девушку с темной челкой до тонких бровей, с серыми глазами.

Молитвин открывает глаза.

Мастер-сержант Саккони входит в подвал, ведя за собой темноволосую девушку в темном свитере и расстегнутой, перепачканной «аляске» с бело-голубой эмблемой ООН на спине. Ее светло-серые глаза затуманены, прикрыты длинными ресницами, губы шевелятся. Она улыбается, шепчет что-то неразборчивое. Совершенно не понимает, где оказалась. Сержант усаживает ее на стул посреди помещения, направляется ко второму пленному.

Удзамаки, шелестя своим медицинским комбинезоном, подплывает к девушке. Та бессильно свесила руки, уронила голову между коленей.

Дребезжа колесиками по полу, доктор подтягивает к себе двухэтажный металлический столик, сдирает с него пленку. На нем разложен медицинский инструментарий самого отталкивающего вида. Удзамаки берет фонарик, светит девушке в зрачки.

– Хоть чего-то смогли от нее добиться?

– Ее зовут Гелла Варшавски, приглашенный ксенолог. Гражданка США.

– Видимо, это и расстроило вашего Дрейпера?

– Доктор, время дорого. Попробуйте узнать хоть что-нибудь. Мы должны быть в курсе, насколько ооновцы продвинулись в отношении нашего… кхм… проекта.

– Она ксенолог. Неужели этого вам недостаточно, полковник?

– Может, она прилетела изучать гребаных йети, которые ошиваются в здешних лесах?

– Йети?

– Вы не слыхали? Один из этих волосатых хренадолбов утащил одного из моих инфотехников. Кретин решил прогуляться над ущельем, за пределами периметра. Была бы моя воля – я бы сжег эти леса к чертовой матери напалмом. Но это, как вы понимаете, привлекло бы излишнее внимание наших оппонентов.

Удзамаки, сощурившись, прожигает полковника глазами-щелочками.

– Ваши йети тут ни при чем. Они поймали сигнал… Излучение трамповского крейсера. Поэтому в составе группы был ксенолог.

– Это всего лишь версия, доктор. Мне нужно ее подтверждение.

– Эй, дорогуша, ты меня слышишь?

– Что она там бормочет?

– Смахивает на стихи.

– Самое время читать стишки!

– Прилично вы ее накачали, полковник. Надо было сперва со мной проконсультироваться.

– Не думал, что возникнут трудности. Схема стандартная.

– Несовместимость препарата. К тому же передозировка, ваши ребята напортачили. Что ж, такое случается.

– У парня, по-вашему, тоже передозировка?

– У парня… Хм… Не уверен насчет него…

Удзамаки отпускает девушку. Она безвольно роняет голову, шепчет, едва двигая бледными губами:

– Под ветром веющим дрожит, взметается, на нем, лелеющем, светло качается…

Доктор задумчиво смотрит на пленного, прикованного к решетке. Трет подбородок узкой желтоватой кистью. Полковник подходит к нему, прихлебывая минералку. Ставит бутылку на стол, устало потирает виски.

– Ну что, доктор, есть какие-нибудь соображения? Пора со всем этим заканчивать, только время теряем.

– Время, – улыбается Удзамаки лягушачьим ртом. – Время! Ну конечно…

Мастер-сержант, потная громада мышц, неловкий гигант, пыхтя, возится с цепями, которыми опутан пленник.

Удзамаки задирает рукав медицинского костюма, смотрит на часы. У него старый, испытанный хронометр – механический «ролекс», чье золото потемнело от времени и всех тех химических воздействий, которые сопровождали деятельность владельца.

– Покажите мне свои часы! – шипит он на полковника.

От неуместности, внезапности этого приказного тона Хэнкс подчиняется.

– Удзамаки, какого…

Доктор хватает его за кисть. Часы полковника сошли с ума – циферблат мигает, сменяются цифры на мерцающем жидкокристаллическом экранчике.

– Это взлом, – говорит Удзамаки, продолжая улыбаться, делает шаг назад, к выходу. – Я был прав. Парень – пси-спец!

Саккони поворачивается к начальству. Его парализованное из-за давней контузии лицо неподвижно – уголки рта загибаются вниз, придавая его выражению карикатурного недовольства. Глаза его пустые и тусклые. Пыхтя, покачивая громадными руками, он идет через подвал.

– Мастер-сержант, куда это вы направляетесь?

Пси-спец, старший лейтенант Молитвин ведет через подвал сержанта «зеленых беретов», сознание которого подчинил. Он чувствует, как по венам бежит веселое электричество.

– Вот зе ф-фак из гоин…?

Они думали, что его можно удержать, обмотав железными цепями, как паук своей нитью оплетает муху. Но он не муха. Главный паук в этом черном углу, в этой пыльной паутине – он. Это его паутина, его «тенета»…

Отброшенные цепи грохочут по бетонному полу.

Удзамаки, пятясь, спиной коснувшись стальной двери в подвал, поворачивается, с лязгом распахивает ее, кричит в коридор. В проеме появляются массивные силуэты закованных в броню охранников, вооруженных гаусс-винтовками.

– Вы спрашивали, как меня зовут и на кого я работаю, – говорит отбросивший цепи пленный, распрямляя спину. – Старший лейтенант Молитвин, Вооруженные Силы Советского Союза.