Юрий Яровой - Четвертое состояние

ЧЕТВЕРТОЕ СОСТОЯНИЕ

«Глубокоуважаемый Геннадий Александрович!

Как видите, я не забыла вашей просьбы, хотя и не уверена — все ли ваши вопросы запомнила.

1. С чего началось?

В двух словах — с изучения «эффекта Кирлиан».

Живут эти супруги в Краснодаре, увлекаются разными вещами, и вот однажды им (кому уж точно — не знаю) пришла в голову мысль сделать снимок зеленого листа в высокочастотном поле. Собрали установочку (наверное, такую же, как первая наша — конденсаторная), между пластин конденсатора поместили листок и... Представляете, на поверхности листа, самого обычного, любого зеленого, едва его подвергнешь облучению высокочастотным полем, появляются мелкие пестрые — оранжевые, красные, голубоватые — точки, которые вдруг сменяются крупными лиловыми пятнами, а еще спустя секунду-две — новая картинка, словно в калейдоскопе, когда его поворачиваешь. Представляете? А что было с нами, когда мы все это впервые увидели собственными глазами! Антон торжественно заявил: «Я перерыл всю литературу, дважды консультировался у Добродеева — полный шок. Шедеврально, а? Никаких гипотез о природе свечения — пусто. Вот так конфетку преподнесли Кирлиан... Кто «за»?»

«За» были, конечно, все. А сколько нас тогда было? Трое? Четверо? Тему разделили по специальностям. Антон, разумеется, ухватился за главное — природа свечения, а меня заставил искать зависимость между напряженностью поля и характером свечения живых клеток — к тому времени мы уже знали, что в высокочастотном поле светится практически все живое.

2. Как развивалась идея?

Начали мы с простого повторения опытов Кирлиан. Но уже через два-три месяца, убедившись, что «эффект Кирлиан» в природе действительно существует, раздвинули рамки эксперимента насколько позволяли условия и наша установка. Экспериментировали мы страшно много, ночами сидели. Антон заставил изучать свечение листьев, черешков, почек, цветов, кожи, тканей печени человека (Татьяну заставлял таскать нам препараты из морга), альпийских фиалок... Светилось все, но все по- разному. У меня сохранилась коробка со слайдами — вот тоже была морока! Цветная пленка низкочувствительная, все нужно делать в темноте (спасибо Добродееву — раздобыл для нас особую пленку).

Через полгода мы уже начали тонуть в экспериментальном материале — никакого просвета. Что может быть общего у листа герани и кусочка печени человека? Экспериментировали мы и с вытяжками, и с чисто клеточной культурой, и с чистыми белками, и с чистыми ферментами... Все светится, пестрит красками, а что именно?

Первую закономерность нам удалось выявить, как я помню, лишь к весне. В чем она заключалась. Рано или поздно, но свечение на живых тканях все же угасало, и нужно было ждать час или даже два, чтобы ткань засветилась вновь. Однако, и в этом было наше первое открытие, отнюдь не по всему полю, как раньше, а рваными областями. А между этими цветными, как прежде, областями, словно звездные туманности, — бледные светящиеся пятна. Мы их назвали пятнами электрического истощения. Самое интересное заключалось в том, что такие пятна «электрического истощения» появлялись только на живых объектах. Понимаете? Если в высокочастотном поле светится практически все живое, то вот эти «звездные туманности» появляются только на живом, которое структурно не разрушено (на коже человека они есть, а на кусочке срезанной кожи уже нет, понятно?).

Я вам еще не надоела своей лекцией? Правда, вы ведь сотрудник научно-популярного журнала, но все же... Перейду лучше сразу к сути нашей концепции.

Нам сразу же было ясно, что природу свечения живых тканей нужно искать в электрических явлениях. Но в каких именно? Антон, конечно, ждал, что спасительная идея о природе электрических разрядов в живых тканях придет в голову кому-то из нас, физиков: Вадиму Шлемову, Косте Загайнову или, наконец, мне. Увы! Разочарование Антона в своих помощниках было настолько сильным, что он, трижды обругав нас за тупость, сам засел за изучение физики. Ему-то и пришла в голову мысль, что мы своей высокочастотной установкой регистрируем излучение плазмы.

3. Как родился термин «биоплазма»?

У меня сохранился наш легендарный «манифест», который мы с помощью академика Добродеева издали в качестве учебного пособия. Вот точное название этой книжки (при желании ее можно найти в библиотеке им. Ленина): «Концепция биологической плазмы. Методическое пособие для биологов — преподавателей, аспирантов и студентов старших курсов». Цитирую:

«Сам термин «плазма» возник случайно в 1928 году и впервые введен в научный обиход американским физиком И. Ленгмюром (Бирман, 1966). Работая с дуговым газовым разрядом, Ленгмюр счел нужным применить термин для характеристики газа во внутренней, свободной от пространственного разряда области, где электроны и ионы встречаются часто и где имеет место обычное для ионизированного газа состояние. Долгое время ему не удавалось найти подходящее название. И лишь однажды, быстро войдя в лабораторию, Ленгмюр сказал своему молодому сотруднику: «Назовем-ка его плазмой». Так биологический термин укоренился в физике».

Надо сказать, что Ленгмюр, сам, конечно, того не подозревая, оказал биологам (и нам в первую очередь) явно медвежью услугу: в биологии (и в медицине тоже) теперь существует два понятия плазмы: та, что в крови, и наша — биологическая, которая на самом деле отнюдь не биологическая, а электрическая — ионно-протонно-электронная. О господи, сколько раз мы проклинали Ленгмюра за то, что он так легкомысленно перепутал биологию с физикой, а электричество с кровью! Спасибо Гринееву — изобрел новый термин, а то мы бы до сих пор чертыхались, пытаясь объяснить (особенно журналистам), в чем тут дело, почему под одним и тем же словом подразумеваются столь различные вещи.

4. И последний ваш вопрос: кого надо считать авторами концепции биоплазмы?

Я думаю (и Антон со мной согласен), что правильней всего на этот вопрос ответить списком тех, кто поставил свои имена на нашем «манифесте» — на нашей первой научной работе: А. В. Колющенко, В. С. Гринеев, В. Н. Шлемов, К. А. Загайнов, ну и я — тоже подписала. Хотя, руку положа на сердце, во-первых, я подписала «манифест» из солидарности, а во-вторых, как бы там ни упрямился Антон (опять же из солидарности), идея биоплазмы принадлежит ему одному. Ну, может, еще и В. С. Гринееву, который, собственно, к придумал этот термин — «биоплазма».

Я ответила на все ваши вопросы, Геннадий Александрович? Прошу простить, если что упустила. Да и за сами ответы: не журналист ведь я, какой уж бог дал стиль...