Франсис Карсак - Сборник Горы судьбы

На следующий день барометры показали давление, равное одной десятой нормального. Оно быстро росло. И задолго до того, как Земля вышла на свою окончательную орбиту, атмосфера полностью восстановилась.

Но замерзшие моря и океаны таяли гораздо медленнее, и еще долгие годы Земля оставалась ледяной планетой. Великая весна сопровождалась множеством маленьких катастроф. Почва, как и полагается, оттаивала сверху, и это привело на склонах к многочисленным оползням, порою увлекавшим массу земли и камней. Поверхность планеты превратилась в сплошное болото. Океаны тоже оттаивали сверху, и колоссальные поля более легкого льда то и дело внезапно всплывали, поднимая неожиданные грозные приливы.

Но все это нам казалось пустяками. После стольких лет странствий и бурь мы наконец обрели надежную гавань.

Тельбир вошел в наше содружество, и я часто бывал на этой прекрасной планете. Освобожденные от паразитов — р" хнехров — тельбирийцы делали большие успехи, и мы им помогали чем могли.

Кризис кончился, и я сложил свои обязанности Верховного Координатора и вместе с Кельбиком вошел в Совет Властителей наук. И в первый день 4629 года перед Советом, где председательствовал Хани, я объявил во всеуслышание народам Земли и Венеры, что Великие Сумерки кончились.

Но было еще немало нерешенных проблем. Например, мы хотели сохранить контакт с народом Кириоса Милонаса. Нашествие друмов, столкновение с триисами, а затем с р" хнехрами говорило о том, что в космосе мы не одни. И еще мы хотели бы знать, где потомки экипажей наших других затерянных во Вселенной звездолетов? Может быть, они ждут нас в сиянии славы юной цивилизации… или во тьме рабства.

Именно поэтому я вместе с Кельбиком и его научной группой занялся исследованием проблем гиперпространственных передвижений и временных скачков. У нас с Кельбиком не было и не могло быть тщеславного соперничества. Он возглавил лабораторию в тот момент, когда я вынужден был ее оставить, и дальше вел работу самостоятельно. Когда же я вернулся, я получил возможность ознакомиться с тем, что они сделали за время моего отсутствия и отнюдь не претендовал на руководящую роль. Дел хватало более чем на двоих!

Мне понадобился почти год, чтобы наверстать упущенное. Это было самой трудной работой в моей жизни, но я с ней справился, потому что не хотел провести остаток своих дней в положении почетного пенсионера. В конце концов мне было всего пятьдесят четыре года — расцвет молодости для нас, живущих два века!

Теперь я подхожу к самому невероятному эпизоду моей истории, к моему перемещению во времени, в вашу эпоху.

Мы работали над овладением темпоральными полями, и нам уже удалось добиться кое-каких успехов. И вот как-то вечером я остался в лаборатории один. Кельбик недавно женился на моей племяннице Алиоре и, естественно, убежал домой. Хокту отмечал с друзьями-ассистентами свое назначение профессором кафедры математики в университете — это в двадцать-то шесть лет! Я связался по видеофону с Ренией и сказал, что вернусь поздно: у меня возникла одна мысль, и я хотел изменить схему нашего прибора. Я вовсе не собирался в тот вечер экспериментировать и до сих пор не знаю, что в сущности произошло. Может, я ошибся, заканчивая монтаж? А может быть, как я предполагаю, темпоральные поля действуют на создающую их аппаратуру до того, как она включается? Не знаю… Помню только, что вдруг меня окутало холодное синее пламя, которое пульсировало, становясь все ярче и ярче, и я потерял сознание.

Очнулся я в совершенно незнакомой обстановке, в чужом теле, которое, правда, напоминало мое собственное, в бесконечно далекой эпохе.

Что же со мной произошло? Сейчас, когда я это пишу, я могу делать только предположения. Подготовленный мною эксперимент завтра все объяснит. Но хотя я и принял на сей раз все меры предосторожности — насколько это возможно, но когда имеешь дело с темпоральными полями, не исключена вероятность, что я снова буду захвачен врасплох. Поэтому скажу сейчас все, что думаю.

Каким-то образом мое сознание, точнее — электропсихическая матрица моего сознания, было перенесено в необозримо далекое прошлое. Разумеется, эта матрица моего сознания осталась на Земле, что совершенно естественно для одного континуума пространства. Невероятное заключается в том, что я сразу нашел "хозяина", способного принять и закрепить мое сознание в нейронах моего мозга.

Теперь я задумал провести эксперимент в обратном порядке и вернуться в свою эпоху. Если опыт удастся, то, что принадлежало Орку, вернется на Эллору, а то, что принадлежало Дюпону, останется на Земле.

Я не особенно опасаюсь за результаты. Мне удалось довольно точно вычислить протяженность темпорального поля, а что касается его направленности, то об этом я могу не беспокоиться. Думаю, что все пройдет хорошо.

Прежде чем покинуть вашу эпоху, я хочу обратиться к вам, люди далекого прошлого. Никогда не отчаивайтесь! Даже если будущее кажется вам беспросветным, даже если вы узнаете, что ваша цивилизация исчезнет подо льдами нового палеолита, не прекращайте борьбу! Я здесь, среди вас, я, Орк Акеран, который был Верховным Координатором, а затем правителем двух планет в годы Великих Сумерек. Я живое свидетельство того, что ваши усилия не напрасны и что ваши потомки достигнут звезд!

Я не собираюсь писать историю катастрофы или завоевания Теллуса: все происшедшее давно изучено и подробно изложено в трудах моего брата. Я хочу просто рассказать о своей жизни. Может быть, вам, моим потомкам и потомкам моих товарищей, будет интересно узнать, что испытал и повидал человек, рожденный на другой планете и перенесенный сюда в результате небывалого и не до конца объясненного явления. Вам, живущим на этой планете, которую вы считаете своей по праву рождения, трудно понять, сколько мы выстрадали, пока не преодолели отчаяния и не поняли, какое великолепное будущее открывается перед нами.

Для чего я пишу? Наверное, сейчас лишь немногие захотят прочесть эту книгу, потому что суть ее всем известна. Но я пишу для будущего. Я помню, как на неведомой вам Земле, затерянной где-то в космосе, историки ценили высоко свидетельства очевидцев. Пройдет пять-шесть столетий, и моя книга тоже станет ценным документом, ибо это рассказ свидетеля, который собственными глазами видел Великое Начало.

В то время, с которого начинается мой рассказ, я вовсе не был согбенным и порой болтливым стариком. Мне было всего двадцать три года — целых шестьдесят лет пронеслось с тех пор, как стремительный поток! Я знаю, что стал ниже ростом, движения мои утратили былую точность, я быстро устаю и меня мало что интересует в жизни — разве только дети, внуки, да еще, пожалуй, геология. Мне бы посидеть да погреться на солнышке — если так можно сказать, — ведь здесь их два! Руки мои слишком дрожат, я не могу писать, а потому диктую повесть своему внуку Пьеру. Мне помогает дневник, который я вел все эти годы.