Хол Клемент - Ледяной ад (сборник)

В следующий миг сеть сомкнулась вокруг меня, и я не имел представления, куда нужно двигаться, даже если бы и был в состоянии это сделать. Пловцы покинули свои позиции и начали дружно связывать сеть внизу.

Если им удастся закончить это дело, мне конец. Я внимательно наблюдал за ними, стараясь разглядеть край сети или какой угодно признак того, что с одной стороны она тяжелее, чем с другой. У Меня возникла мысль, как можно прервать их работу, и выиграть время, чтобы присмотреться повнимательнее, и, боюсь я с лихвой использовал свой шанс.

Один из пловцов, подтягивая свой угол сети, оказался вблизи от капсулы и слегка ниже нее. Может быть, это был оператор субмарины — освещение было хорошим, но у меня не было времени присматриваться, — а он не был настолько хорошо знаком с расположением «ног», как его напарник. Во всяком случае, бедняга оказался на линии выброса «ноги», и я его угостил.

Мое намерение, если оно у меня вообще было — а я, по сути дела, сделал это не раздумывая, автоматически, — состояло в том, чтобы убрать его с дороги и попытаться выпутаться из сети. Я не собирался наносить ему серьезные увечья. Однако диск на конце «ноги» попал ему в правый бок и наверняка сломал несколько ребер. Он отлетел в сторону, выпустив из правой руки линь, за который тянул, а из левой выронил какой-то инструмент неизвестного мне назначения. Пловец начал тонуть, исчезая из виду.

Второй оказался рядом с ним, когда тот еще не успел выйти из круга света. Раненый, очевидно, был без сознания; тело его совершенно обмякло, когда товарищ потащил его к субмарине. Я не смотрел особенно внимательно, отчасти потому, что уже жалел о содеянном.

Распутаться оказалось непросто. Ребята уже успели завязать несколько узлов, и, похоже, я в них застрял. Мне удалось сделать полуповорот, переместив бывшее дно капсулы наверх, но мой маневр не принес никакой пользы. Ячейки сети при этом еще плотнее обхватили капсулу.

К этому моменту я уже был немного выше субмарины — как я уже говорил, они подогнали свою скорость всплытия так, чтобы она была только немного меньше моей, — и постепенно натянувшийся линь, связывавший меня с субмариной, заставил мою капсулу оказаться прямо над ней. Как я заметил, субмарина при этом накренилась, потому что линь крепился далеко от центра ее тяжести. Я смотрел беспомощно, но с надеждой, окажется ли веревка настолько прочной, чтобы потянуть меня вниз, когда они станут снижать плавучесть.

Я этого так и не узнал. Оставшийся невредимым пловец подтянул своего товарища к маленькому судну, открыл главный люк и с некоторым усилием втащил его внутрь. До сих пор мы все еще всплывали. Теперь субмарина набирала вес, и мой датчик давления снова начал отсчет в другую сторону. Однако субмарина, выровнявшаяся после того, как пловцы оказались в ней, теперь резко накренилась на корму. Вероятно, загрузить цистерны оказалось недостаточно для того, чтобы компенсировать направленную не по центру силу тяги линя. Доставить меня назад было, очевидно, важнее, чем возиться с выравниванием субмарины. Я ждал, скрестив пальцы, надеясь, что линь лопнет.

Линь не лопнул — лопнуло чье-то терпение. Может быть, пловец, которого я ударил «ногой», получил серьезную травму, хотя я надеялся, что это не так; но в чем бы там ни было дело, тот, кто вел субмарину, решил, что скорость сейчас важнее всего.

Внезапно он бросил линь, сеть и все остальное и через несколько секунд исчез. Наконец я оказался в одиночестве и продолжил свой путь наверх. Я словно почувствовал благословение свыше.

В то же время я испытывал большой упадок сил. Эта мышиная возня, если так можно выразиться, длилась не более десяти-пятнадцати минут, и, разумеется, физических сил при этом я затратил немного, но все равно чувствовал себя так, словно провел десять раундов по боксу с человеком на две весовых категории тяжелее меня.

Теперь я был в безопасности. Нет такой молитвы, при помощи которой они смогли бы найти меня без сонара, и поблизости, насколько я мог судить, нет никакого иного прибора, чьи волны могли бы отражаться от моего корпуса; к тому же, я не освещен — при этой мысли я поспешно отключил освещение. Мне оставалось подняться менее чем на две тысячи футов — это чуть больше десяти минут, если только тащившиеся за мной сеть и линь не слишком замедлят мое вознесение. Некоторое время я наблюдал за приборами и решил, что сеть и линь не мешают; затем заснул — впервые с тех пор, как покинул поверхность океана.

Меня разбудила сильная бортовая качка; шторм еще не прошел. Точнее, меня разбудила панель управления, углом заехавшая мне по голове.

Удар был недостаточно силен, чтобы расколоть один из этих двух предметов, но все же он был неприятным. Точно такой же была и вся ситуация. Подниматься и падать на пятнадцатифутовых волнах несладко и на устойчивом судне, но гораздо хуже проделывать это в почти сферическом контейнере без определенных понятий верха и низа. Я когда-то находился в свободном падении в космосе, что совсем не шутка, но я в любой момент готов снова подписаться на это вместо того, чтобы быть волейбольным мячом посреди пусть даже умеренного тихоокеанского шторма. При конструировании спасательных глубоководных кап-л специалисты не позаботились об одной вещи. Их идея состояла в том, чтобы благополучно всплыть, но не в том, чтобы комфортно чувствовать себя на поверхности воды. Единственное, что я мог сделать сейчас, это включить передатчик, посылающий сигнал бедствия, и стараться удержать свой желудок на месте.

Я не мог быть даже уверен, что кто-то его принимает — сигнал радиопередатчика, я имею в виду. Хотя вероятность того, что его все-таки принимают, была достаточно высока, поскольку моего возвращения, несомненно, ожидали. Но к тому моменту уже несколько вполне вероятных вариантов благополучного развития ситуации оказались несостоятельными.

Мне даже не удавалось уснуть. К счастью, у меня хватило ума не есть, когда некоторое время назад эта мысль пришла мне в голову, и я не мог осуществить то, чего требовал от меня желудок. Я был не в состоянии ничего делать. Положение было физически отвратительно настолько же, насколько первоначальный спуск под воду был отвратителен психологически.

Я жалел, что не узнал, сколько же времени продлится шторм.

Тогда я мог бы хоть как-то успокаивать себя, время от времени посматривая на часы. Однако я быстро понял, что на часы лучше не смотреть, потому что время, прошедшее после предыдущего «взгляда мельком», всегда окажется меньше ожидаемого. Как обнаружилось, мне следовало следить за некоторыми внешними датчиками, хотя их сигналы также не принесли мне никакой радости — и я также был не в силах что-либо изменить.