Виктор Сапарин - Последнее испытание

- В башне! На уровне третьего этажа. На балконе.

-Уфф!.. - радиоволны донесли радостный вздох оттуда, из внешнего мира. Вероятно, говоривший утирал лоб.

- Считайте, что вам повезло. Мак-Кинли подобрали едва живого. Ваш практикант, этот юноша, пропал! Его видели с Мак-Кинли за минуту до того, как все началось, - собеседник Шервуда говорил торопливо, спеша сообщить все, что считал нужным сказать.

- Он здесь, - произнес Шервуд ослабевшим вдруг голосом. - Со мной.

Он навалился на стену башни - и не потому, что крен был силен, Шервуд почувствовал, что не может стоять на ногах.

Все стало вращаться вокруг. Шервуд закрыл глаза. Но вращение продолжалось.

- Держитесь! - крикнули ему. Видимо, там, откуда с ним разговаривали, почувствовали, что он падает в обморок, хотя Шервуд и забыл включить экран, - следовательно, его не могли видеть. - Мы выхватим вас, как только чуть стихнет. Вихрелеты не могут войти в зону.

- Закрепки... - сказал или подумал Шервуд.

Толчок отбросил его, шнур лопнул, голос из внешнего мира оборвался.

Шервуд несколько секунд с удивлением рассматривал уходящий вверх купол башни (он не мог сообразить, почему очутился на спине), потом сознание покинуло его.

6.

- Башня рассыпается... - Гаскар тронул рукоятку и Дэвис увидел то, что первым заметил француз. Нижняя половина станции давно исчезла с экрана. Сейчас перед глазами Дэвиса проплывала, как диковинная рыба в аквариуме, верхняя часть. В нее входили центральное здание, башня и какие-то ответвления, напоминающие шлейф. Миг - и она повернулась к Дэвису головой, башней, похожей на вертикально поставленное яйцо. Гаскар прибавил увеличение, и башня, сильно вытянутая, теперь напоминала палец, она заняла весь экран. Палец как-то стаивал сверху... От него отлетали ошметки, кружились и исчезали. Он укорачивался на глазах.

- Ну, теперь конец? - высказал предположение Дэвис. Он взял в руки микрофон.

- Как раз, когда Шервуд откликнулся! - Гаскар был вне себя.

- Подводным лодкам - внимание! - скомандовал Дэвис. - Он падает.

"Палец" на экране стал распадаться на волокна. Одни отлетали, точно ими выстреливали, другие полого планировали.

- Ведите вниз, - распорядился Дэвис.

На экране все поползло вверх. Стало темнее, прибавилось пыли. Потом в клубах тумана показались кипящие волны. Белая пена просвечивала даже в полумраке.

- Все, что мы можем сделать, - сказал Дэвис, как бы оправдываясь, Подлодки идут с ураганом, они держатся его оси. Включите воду!

Гаскар протянул руку. Экран на мгновение погас и тут же вспыхнул. Вихри, клубы - все исчезло. Теперь это и правда был аквариум. Гигантский аквариум, именуемый океаном. Спокойная глубина, равнодушная ко всем волнениям там на поверхности. Ровный зеленоватый фон, слабо светящийся. Но вот выдвинулось что-то длинное и остроносое. Вдали показалась такая же, только уменьшенная и не столь ясная тень. Еще дальше, в глубине, угадывалась третья.

- Сколько их? - спросил Гаскар.

- Пятьдесят.

Француз сманипулировал рукояткой, и на экране вдруг возникло много туманных теней. Как стая рыб, медленная и молчаливая.

- Идут строем!

- Непохоже, чтобы сверху что-нибудь падало.

- Пластилит не тонет.

- Может быть, они удержатся на нем?

- А для этого пловучесть пластилита недостаточна. Если бы башня уцелела, конечно, она плыла бы как пузырь. Там все двери сами задраиваются и много всяких переборок. Но не выдержали закрепки... Вот что-то или кто-то!

Гаскар прибавил резкости. Предмет или человек походил на длинную соринку. Он не делал никаких самостоятельных движений. Выше появилась еще соринка. Она медленно опускалась в вертикальном положении. В стае "рыб" произошло изменение: там, видимо, заметили странные предметы. Две тени метнулись к соринкам и поглотили их, словно склевали.

- Мы подобрали их, - раздался громкий голос через минуту. - Но оба в отчаянном положении.

- Выходите из зоны урагана, - распорядился Дэвис, - и немедленно всплывайте. Воздушную помощь высылаю.

Гаскар, не дожидаясь указаний, начал передавать координаты вихрелетам.

7.

- Ну, вот, - сказал спокойно доктор здоровья, - вам разрешается первое свидание.

Сидевший в кресле, забинтованный так, что виднелись одни глаза, видел перед собой полверанды, часть баллюстрады и дерево, усыпанное яркими розовыми цветами. Сбоку за пределами видимости слышался шум прибоя. Он хотел повернуть туда голову, но кресло, словно понимая, что это ему трудно, само повернулось в ту сторону и подкатилось на своих бесшумных колесах к самому краю, обращенному к морю. Волны шли и шли из-за горизонта и накатывались, шурша галькой: брызги долетали до каменного пола.

- А диета? - спросил Шервуд и не узнал своего голоса. - Я имею в виду диету впечатлений. Можно мне, наконец, узнать, что делается на белом свете? - закончил он уже почти твердым голосом.

- Постепенно, - улыбнулся доктор. Его улыбка относилась к тону голоса Шервуда. Он неслышно удалился.

Минут пять Шервуд пробыл наедине с морем. Потом ему почудилось, что позади кто-то есть. Он не успел ничего подумать, как рядом с его креслом очутилось второе. В нем сидел совершенно не забинтованный, укрытый только пледом, с вытянутой неподвижной ногой Костя. На лице его Шервуд различил множество светлых пятен - следов синяков и кровоподтеков. Но голубые глаза Кости сияли, и Шервуду показалось, что и розовость, хотя и несколько ослабленная, коснулась заново его щек.

- Я давно просился к вам, - сообщил Костя.

После этого оба вдруг замолкли. Слишком много они могли сказать друг другу. Говорить не имело смысла.

Шервуд вспомнил, что доктор здоровья разрешил ему лишь несколько минут разговора.

- Как нога? - спросил Шервуд.

- Будет работать, - отмахнулся Костя. - Только через полгода. Он сказал это с таким видом, словно какое-то более важное событие заслонило другие заботы. Шервуд, наконец, догадался:

- А как ваша... знакомая? Та девушка?

Костя ничуть не сконфузился; наоборот, он весь расцвел.

- По-моему, получилось, - сказал он. Он протянул руку к карману сбоку кресла, достал прямоугольный кусок картона и протянул Шервуду.

Шервуд взял прямоугольник в руки. С картона на Шервуда смотрел человек, в котором смутно проглядывали какие-то черты Кости. Тоже юноша, но чуть повзрослев, в смятой рубашке с засученными рукавами, он стоял, чуть наклонившись, и протягивал Шервуду сильные и довольно грязные руки. В них сверкал, именно сверкал кусок мыла, скользкий, давший уже несколько пузырей, блещущий на солнце. Девушка с кувшином в руке, облупленном в одном месте и помятом в другом, оживленно что-то рассказывала, глядя в лицо юноше. Ее лицо было повернуто в профиль, и Шервуд узнал ее. Струя воды лилась в руки и мимо рук юноши, разлетаясь светлыми брызгами, на землю. Поодаль стояла палатка, а прямо от ног юноши и девушки тянулась до горизонта и, чувствовалось, дальше за горизонт ровная свежая просека с неубранными еще кое-где, спиленными под корень деревьями. И - больше ничего. Ни машин, ни тракторов, только толстые вмятины, следы на земле, в один из них налилась вода и отражала голубое небо с облачками.