Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Т. 2. На пути к забвению

Он быстрым шагом пересек гостиную театра — ни взгляда вправо, ни взгляда влево. Успокаиваться надо самостоятельно.

Место пустовало. Кресло-форма еще хранило очертания ее тела.

Взгляд направо.

Он лениво покачивался в нимбе света, расслабив позвоночник, расслабив мысли, и беседовал с блоком памяти его жены, умершей двадцать три года назад… после его последнего омоложения.

— У нас конец лета, Анни.

— Как это восприняли дети, Рэй?

Детей у них не было. Синтезирующие каналы в блоке памяти износились, реплики часто получались невпопад. Звуковая головка имела микроскопические трещины, из-за чего голос жены имел трудноразличимый южный акцент.

— Я сейчас выгляжу на тридцать. Даже простату поправили. Мне прибавили роста и вытянули пальцы на сенсорной руке. Так что за консолью я работаю гораздо быстрее и могу дотянуться куда надо. Но работа от этого лучше не стала.

— Почему бы тебе не поговорить об этом с Дизайнером, дорогой?

— С этим заносчивым барсуком? Я, может быть, и не так одарен, но по крайней мере не корчу из себя гения.

Реддич перевернулся на живот и уставился в иллюминатор. За ним простиралась кромешная тьма.

— Мы с тобой болтаем, а за бортом нашего огромного космического корабля в форме лунного камня вращается со скоростью миллионов световых лет в час вся Вселенная.

— Это называется парсеки, дорогой?

— Откуда мне знать? Я сенсорный программист, а не астрофизик.

— Там не холодно, Рэй?

— Только не это, Анни! Скажи что-нибудь такое, чего я еще не слышал. Я умираю, Анни, умираю от скуки и от засилья тупиц! Мне ничего не нужно, я ни о чем не мечтаю и ничего не хочу.

— Что же мне надо сказать, дорогой? Ты знаешь, как я тебя люблю и как скучаю по тебе. Мне жаль, что ты одинок…

— Дело даже не в одиночестве, Анни. Ты прошла со мной три омоложения. Тебе повезло.

— Повезло? Из-за того, что я не пережила четвертого? В чем же мое везение, Рэй?

— В том, что мне пришлось прожить лишних шестьдесят три года и через лет десять-пятнадцать мне предназначена в жены пятая, давно умершая девушка. А я повторяю тебе в третий раз, раз, два, три… у нас конец лета, любимая. Все кончено. Ушло. Птицы перебрались на юг для последнего перелета. На очередном омоложении я их обгоню. Я превращусь в пыль. Лето заканчивается, прощай. Божья Матерь, кажется, так умер Рико?

— Из какого это сенса?

— Это не сенc, Анни. Это кино. Старинный кинофильм. Все поют, все танцуют, все разговаривают. Кино. Я тебе миллион раз говорил про кино. «Маленький Цезарь» Эдвард Дж. Робинсон, киностудия «Уорнер Бразерз». Ладно, черт с ним, сегодня в вестибюле я видел женщину…

— Очень мило, любимый. Красивую?

— Помоги мне Господи, Анни! Я ее захотел! Ты знаешь, что это для меня значит? Снова захотеть женщину!.. Не пойму, что в ней было такого… Мне показалось, она меня ненавидит. Я уловил глубокое отвращение, когда она меня остановила.

— Это нормально, любимый. Она была красива?

— Она была чертовски роскошна, ты, призрак ушедшего Рождества! Она была неправдоподобно нереальна, так что мне захотелось пробраться в нее и жить внутри. Анни, Анни… я схожу с ума, только подумать, чем приходится заниматься: сверхновой, программированием смерти для заносчивых свиней, которым нужно пережить дешевое потрясение, чтобы скоротать еще один день, всего-навсего один день, Анни… Господи, поговори со мной, Анни, выйди из своего ужасного квадратного гроба и спаси меня, Анни! Я хочу, чтобы была ночь, моя маленькая, я хочу спать, и я хочу конца лета…

Входная дверь загудела, возникла голограмма пришедшего человека. Это была женщина из театральной гостиной.

— Это ничего, милый, она красивая?

Он выплыл из ореола и свистом открыл дверь. Девушка вошла и улыбнулась.

— Ты всегда был таким, Рэй, когда я жила — тоже, ты никогда меня не слушал и никогда не говорил со мной…

Реддич скользнул в сторону и выключил блок памяти.

— Да?

Она с любопытством смотрела на него, и он повторил:

— Да?

— Небольшой разговор, мистер Реддич.

— А я как раз говорил о вас.

— С этим черным ящичком?

— Это все, что осталось от моей жены.

— Я не хотела вас обидеть. Я знаю, это личное, и многие очень дорожат…

— Только не я. Анни ушла. Я еще здесь, и лето уже кончается…

Он кивнул в сторону ореола, и девушка, не сводя глаз с его лица, скользнула в сияющий нимб.

— Вы очень привлекательный человек, — сказала она и сняла платье.

— Хотите чего-нибудь? Кристалл? Может, вы голодны?

— Пожалуй, немного воды.

Редцич свистнул, распределителю, тот поднялся с поросшей травой платформы и завертелся в воздухе.

— Свежей воды с тремя искрами семени.

Чекер внутри распределителя взбил коктейль и передал его Реддичу. Он отнес напиток девушке, а она взглянула на него с восхищением.

— Кажется, я за вами ухаживаю.

Она выпила кристалл, едва шевеля губами.

— Ухаживаете.

— Вы ведь не из Ближних Колоний?

— Я не землянка.

— Не хотел вам это говорить. Боялся вас обидеть.

— Нам нет смысла ходить вокруг да около, Реддич. Давайте откровенно, я вас выследила, мне от вас кое-что надо.

— Что же вам от меня надо, помимо секса?

— О, вы перехватываете инициативу.

— Если я вам безразличен, можете сейчас уйти. Честно говоря, я не настроен на колкости.

Реддич резко повернулся и отошел к распределителю.

— Это конец лета, — добавил он тихо.

Девушка потягивала холодную воду из кристалла. Он снова повернулся и успел увидеть выражение ее лица: восхищение, которое она не успела скрыть. Томление сквозило во всех линиях ее стройного тела, и он снова почувствовал себя юношей.

— О, мистер Реддич!

В ее голосе было столько же глубины и смысла, сколько в голосе маминого поклонника, старательно изображавшего заботу о потомстве бывшего мужа. Реддич снова развернулся, впервые за много лет почувствовав закипающую ярость. Он злился на нее за то, что она обращалась с ним как с куклой, злился на себя за то, что позволил себе разозлиться.

— Это все… уходи.

— Конец лета, мистер Реддич? А что вы имеете в виду, говоря о конце лета?

— Я сказал — уходи. Вон отсюда.

— Вы намерены пропустить следующее омоложение? Очевидно, что-то манит вас за грань.

— Кто вы такая, черт бы вас побрал? Чего вам надо? У меня был ужасный день, ужасная неделя, паршивый год и неудачный цикл, так что будет лучше, если вы не станете задерживаться!

— Меня зовут Джин.

Он обескураженно потряс головой:

— Что?

— Если мы собираемся трогать друг друга, вам следует по крайней мере знать мое имя, — сказала девушка и протянула ему пустой кристалл.

Но едва он вытянул руку, она перехватила ее и затащила его в ореол. Реддич уже много лет не желал женщину, и едва ее губы прикоснулись к его обнаженной груди, он потерял контроль над телом. Он лег на спину и закрыл глаза. Она сделала все сама, мягкая, как шелк.