Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Т. 2. На пути к забвению

— Только один дар мы можем им оставить, — сказал он. Мудрость. Безумец придет, и будет им лгать, и скажет им: создал я вас. А мы уйдем, и ничего не будет меж ними и безумцем, кроме тебя. И только ты сможешь дать им мудрость, дабы они победили его в свое время.

И Великий Кольчатый коснулся ритуальным жестом шкуры Дайры, и тот был так тронут, что не смог ответить. И остался один.

И пришел безумец, и стал править, и Дайра дал им мудрость, и прошло время. И звали его теперь уже не Дайра, но Змей, и было это имя презренно, но Дайра знал, что Великий Кольчатый не ошибался в своих предсказаниях. И Дайра выбрал его, человека, одного из них, и вдохнул в него искру.

И все это записано. Это история.

Звали этого человека не Иисус из Назарета. На его месте мог оказаться Симон. Чингиз-хан — нет, но рядовой солдат из его орд — запросто. Не Аристотель, но один из слушавших Сократа на агоре. Не тот калека, что придумал колесо, и не тот дикарь, что стал не себя раскрашивать, а положил краску на стены пещеры. Но кто-то рядом, кто-то под рукой. Не Ричард Львиное Сердце, Рембрандт, Ришелье, Распутин, Роберт Фултон или Махди. А просто человек. С искрой.

Однажды Дайра пришел к человеку. Очень рано. Искра была, но свет следовало превратить в энергию. И Дайра пришел к этому человеку, и сделал то, что нужно было сделать, пока не прознал про это безумец, а когда он узнал, что Дайра, Змей, вступил в контакт с человеком, он быстро создал объяснение. Легенда пошла по миру как басня о Фаусте.

Правда или ложь?

И свет превратился в энергию, и вот:

На сороковом году своего пятисотого воплощения, нимало не ведая обо всех зонах, частью которых пришлось ему побывать, человек обнаружил, что он идет по страшно сухой местности под тоненьким диском солнца. Он был бербером, никогда не думавшим о тенях — достаточно и того, что тени укрывают от солнца. И тень пришла к нему, змеясь вдоль песков как хамсин Египта, как самум Малой Азии, как харматтан, которые он видел в своих бывших жизнях, но которых не помнил. Тень прошла над ним, как сирокко.

Тень выкрала дыхание из его легких, и глаза человека закатились под лоб. Он упал на землю, и тень понесла его вниз, вниз, сквозь пески, внутрь Земли.

Мать-Земля.

Она жила, земля деревьев и рек, и скал с глубокими каменными думами. Она дышала, она чувствовала, она рожала и смеялась, и видела тысячелетие за тысячелетием. Большая, живая, плывущая в океане космоса.

«Что за чудо», — думал человек. Он до сих пор не понимал, что Земля это его мать. Он не понимал, что Земля живая, и живет своей жизнью, и слитно с человечеством, и в то же время совсем от него отдельно. Мать со своей собственной жизнью.

Дайра, тень, Змей… унес человека вниз, дал искре света измениться и стать энергией, а человек слился в одно с Землей. Плоть его растеклась и стала спокойной, холодной почвой, глаза засияли тем светом, что вспыхивает в глубинной тьме планеты, и он увидел, как мать пестует своих малышей: червей и корни растений, многомильные каскады рек, кору деревьев. Он находился в лоне великой матери Земли и понимал радость ее жизни.

— Запомни это, — сказал человеку Дайра.

«Что за чудо», — говорил себе человек…

И был возвращен в пески пустыни без малейшей памяти о том, как спал с Землей, любил ее и радовался телу своей природной матери.

Они встали лагерем у подножия горы, в пещере зеленого стекла — не глубокой, но с заостренными контурами, и несомая ветром пыль не добиралась внутрь. Натана Стека положили в углубление пола пещеры, и по ней быстро разошелся согревающий жар, быстро разошелся и согрел их. Тень с треугольной головой откинулась в темный угол, закрыла глаза и отправила свой охотничий инстинкт за едой. Ветер донес чей-то предсмертный визг.

Гораздо позже, когда Натан Стек уже поел, был сыт и сравнительно доволен, он поглядел в темноту, где сидела тень, и заговорил с ней:

— Как долго пробыл я там, внизу? Сколько я спал?

Тень ответила шепотом:

— Четверть миллиона лет.

Стек не отозвался. Цифра превосходила воображение. Тень это поняла.

— Мгновение в жизни мира.

Натан Стек был из тех, кто умеет принимать реальность.

Он быстро улыбнулся и сказал:

— Ну и устал же я, должно быть.

Тень промолчала.

— Я этого как-то не понимаю. Как-то здорово страшновато. Умереть, а потом проснуться здесь… вот так…

— Ты не умирал. Ты был взят и помещен вниз. Но ты все поймешь еще до конца, обещаю тебе.

— Кто поместил меня вниз?

— Я. Когда пришло время, пришел и я, нашел тебя и поместил там.

— А я все еще Натан Стек?

— Если тебе так хочется.

— Так я и в самом деле Натан Стек?

— Ты всегда им был. У тебя было много других имен и много других тел, но Искра была всегда твоя.

Стек, казалось, хотел что-то сказать, и тень добавила:

— Ты всегда шел к себе сегодняшнему.

— Так кто же я? Черт побери, Натан Стек я или нет?

— Если тебе так хочется.

— А может, ты и сама толком не знаешь? Ты пришла и забрала меня, то есть я проснулся и увидел тебя. Кто же лучше должен знать мое имя?

— У тебя было много имен в разные времена. Натан Стек — это лишь то, которое ты запомнил. А когда-то давно, когда я впервые пришел к тебе, у тебя было совсем другое имя.

Стек боялся услышать ответ и все же спросил:

— Какое же?

— Иш-лилит. Муж Лилит. Ты помнишь ее?

Стек задумался, пытаясь заглянуть в свое прошлое, но не мог пробиться через те четверть миллиона лет, что проспал в склепе. — Нет. В другие времена были другие женщины.

— И много. И была одна, заменившая Лилит.

— Не помню.

— Ее звали… неважно как. Но когда безумный отобрал ее у тебя и заменил ее другой… Тогда я понял, что все это кончится вот так. Птицей Смерти.

— Не хотел бы показаться глупцом, однако я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.

— Ты поймешь раньше, чем все кончится.

— Да, это я уже слышал. — Стек запнулся, посмотрел на тень долгим взглядом, а потом все же спросил: — А тебя как звали?

— До встречи с тобой меня звали Дайра.

Он сказал это на родном языке. Стек не мог бы повторить эти звуки.

— До встречи со мной… Какое имя у тебя теперь?

— Змей.

Что-то прошлепало мимо пещеры — не остановилось, но подало голос, похожий на чавканье мокрой грязи в болоте.

— Зачем ты поместил меня туда вниз? Зачем ты пришел ко мне в первый раз? Что за искра? Почему я не могу вспомнить все другие жизни и кем я был? Чего ты хочешь?

— Тебе следует заснуть. Завтра будет долгий подъем. И холод.

— Я спал двести пятьдесят тысяч лет. Должен был отдохнуть, — сказал Стек. — Почему ты выбрал меня?

— Потом. Сейчас спать. От сна много пользы.

Вокруг Стека сгустилась тьма, разливаясь по всей пещере, он растянулся возле горячего камня, и темнота охватила его.