Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Т. 3. Контракты души

«Дата и место: Огайо, двадцать четвертое сентября, 1973 год. Марта Нельсон провела в больнице для умственно отсталых девяносто восемь лет. Сейчас ей сто два года, ее поместили в государственное заведение этого типа недалеко от Ориента, что в штате Огайо, двадцать пятого июня 1875 года. Личное дело и медицинская карта Марты Нельсон погибли во время пожара примерно в 1883 году, и никто не может сказать наверняка, почему она попала в это заведение. Раньше оно называлось» Колумбийский государственный институт для слабоумных». «У нее не было ни малейшего шанса», — сказал доктор А. З. Софоренко, назначенный директором два месяца назад. Еще он заявил, что эта женщина, по всей видимости, стала жертвой» евгенической тревоги», которая, по словам доктора, была весьма распространенным явлением в конце девятнадцатого века. В то время было принято считать, что, раз люди созданы» по образу и подобию Бога», все умственно неполноценные существа воплощают в себе зло или есть порождение самого дьявола, поскольку не являются цельными человеческими личностями. «Тогда, — продолжал доктор Софоренко, — верили, что, если извлечь такое неполноценное существо из общества и поместить его в специальное учреждение, грязь не запятнает остальных.

Вероятно, эта женщина и стала одной из жертв подобного образа мышления. Никому не ведомо, была ли она на самом деле умственно отсталой; ее жизнь прошла зря.

Для своего возраста она ведет себя вполне разумно. У нее нет родственников, и в течение последних семидесяти восьми или даже восьмидесяти лет она общалась только с персоналом нашего заведения»».

Талбо молча сидел в своей маленькой лодочке, на мачте печально, словно забытое украшение, повис парус.

— Талбо, с тех пор как я забрался в тебя, мне довелось плакать больше, чем за всю предыдущую жизнь, — сказал он, продолжая плакать.

Мысли о Марте Нельсон, женщине, про которую он никогда в жизни не слышал, про которую никогда и не узнал бы, если бы случайно, случайно, случайно, не услышал совершенно случайно, — мысли о ней метались у него в сознании, точно ледяной вихрь.

Поднялся холодный ветер, наполнил парус, лодка больше не дрейфовала, ее несло прямо к берегу ближайшего острова. Совершенно случайно.

Талбо стоял там, где на карте, сделанной Деметром, было обозначено местонахождение его души. Несколько безумных мгновений он хихикал, сообразив, что предполагал найти здесь огромный мальтийский крест или «х» капитана Кидда — хоть какой-нибудь знак, чтобы понять наверняка, что попал туда, куда нужно. Но тут был только мягкий зеленый песок, совсем как детская присыпка, который ветер поднимал и, придавая ему самые причудливые формы, уносил в кроваво-красное панкреатическое море. Нужное Талбо место находилось между линией прилива и огромным строением, напоминающим Бедлам, [22] Психиатрическая больница в Лондоне. которое господствовало над всем островом.

Талбо еще раз посмотрел на крепость, возвышавшуюся в самом центре крошечного островка, — квадратная, словно вырубленная из цельного куска чудовищной черной скалы, она, может быть, возникла в результате какой-нибудь естественной катастрофы. Здесь не было ни одного окна, никаких дверей — по крайней мере, Талбо их не видел, хотя и мог обозревать две стены строения. Ему это не понравилось. Темный бог правил пустым королевством. Он подумал о рыбе, которая не желала умирать, и вспомнил идею Ницше о том, что боги умирают тогда, когда в них перестают верить.

Талбо опустился на песок, вспомнив, как несколько месяцев назад так же точно упал на колени, чтобы разорвать плоть пуповины, и принялся копать мягкую легкую пыль.

Чем больше он копал, тем быстрее песок заполнял песчаную ямку. Талбо встал в самый ее центр, расставил ноги пошире и стал выбрасывать грязь назад, совсем как собака, ищущая кость.

Когда его пальцы коснулись края ящика, он сломал ноготь и вскрикнул от боли.

Потом расчистил песок вокруг ящика и просунул под него свои кровоточащие пальцы, чтобы ухватиться получше. С силой потянул и вытащил ящик наружу.

Отнес на берег и уселся на песок.

Это был самый обычный ящик. Простой, деревянный, похожий на старинную шкатулку для сигар, только побольше размером. Талбо долго вертел его в руках и совсем не был удивлен, когда не обнаружил ни зловещих иероглифов, ни оккультных знаков.

Это сокровище не такого рода. А потом он снова перевернул ящик и открыл крышку.

Внутри находилась его душа. Талбо вовсе не эту вещь предполагал найти в ящике.

Но ведь именно этого предмета не хватало среди его сокровищ.

Зажав находку в кулаке, он прошел мимо ямки, которая быстро заполнялась зеленым песком, в сторону бастиона в самом центре островка.

Оказавшись внутри, в задумчивом сумраке крепости — и обнаружив, что войти сюда оказалось гораздо проще, чем он предполагал (дурной признак!), — Талбо понял: идти можно только вниз, другого пути нет. Сырые, черные ступеньки кривой лестницы неумолимо уходили вглубь, внутрь строения, ниже уровня панкреатического моря — крутые ступеньки, отполированные тысячами ног, что прошли тут за бесконечные годы, пролетевшие с тех самых времен, когда проснулась человеческая память. Было темно, и все же Талбо видел, куда идет. Он не стал задумываться над тем, как такое может быть.

По дороге ему не встретилось ни комнат, ни залов, но у самого дна строения он увидел дверь в конце большого зала. Дверь была сделана из переплетенных железных прутьев, таких же черных и сырых, как и камни крепости. Сквозь прутья Талбо рассмотрел нечто бледное и неподвижное в дальнем углу… скорее всего камеры. На двери не было замка. Он коснулся ее рукой, и она распахнулась. Тот, кто жил в этой камере, никогда не пытался открыть дверь; или попытался, но в конце концов решил остаться здесь.

Талбо двинулся в сторону густого мрака.

После долгого молчания он наклонился и помог ей встать на ноги — все равно что взял в руки мешок с увядшими цветами, хрупкими, в ореоле мертвого воздуха, лишенного даже тени воспоминаний о сладостном аромате. Поднял ее на руки и понес.

— Закрой глаза, Марта, а то они заболят от слишком яркого света, — сказал он и принялся подниматься вверх по бесконечной лестнице, к золотому небу.

Лоуренс Талбо сидел на операционном столе. Он разлепил веки и посмотрел на Виктора. Улыбнулся какой-то странной, мягкой улыбкой. Впервые за годы их дружбы Виктор увидел, что страдание покинуло лицо Талбо.

— Все прошло хорошо?