Денис Бурмистров - Равновесие Парето

Меня рвали пополам. Сухо щелкал позвоночник, растягиваемый репшнурами. Сквозь практически закрытые веки я видел, как раскаленные концы факелов тычут прямо в тело Юдина, как у того горит борода, шарф, как чадящее дымят волосы. Но его глаза не отпускают меня, руки все сильнее тянут в ночь, улыбка на лице не меняется несмотря ни на что.

Веки мои опустились. Я перестал дышать. Но в последний миг угасающего бытия я успел увидеть, как в Юдина с разбегу врезается худое тело шофера с отстегнутым страховочным тросом. Пальцы горящего старика заскользили по моей одежде, клешнями замолотили холодный воздух, срываясь. Два тела, рассыпая во все стороны искры, сплелись в смертельных объятиях, покатились прочь, ударяя друг друга о камни. Стремительно канули в серую метель, сопровождаемые клубящимися тенями. Потом темнота поглотила меня.

Я тонул по-настоящему лишь однажды. Не просто наглотался воды, а действительно боролся за жизнь, со всем отчаянием обреченного человека.

Мы с товарищами отдыхали на море. То был бесшабашный период студенческой юности, когда отсутствие денег с лихвой заменяли смекалка и здоровая наглость. Нас было пятеро человек — трое парней и две девушки. Веселые, рисковые, легкие на подъем, мы постоянно искали новых приключений, новых ощущений и испытаний. Добравшись до моря на стареньком авто, обосновавшись в полуразваленном бунгало в заброшенном пионерском лагере, мы чувствовали себя словно настоящими дикарями, бунтарями в сравнении с чванливой публикой из местного профилактория.

Я теперь не вспомню, кто первым прознал про затопленный катер, но мне его показали во время прогулки по высокому скалистому обрыву. Старый катер темным пятном выделялся на фоне зеленого дна, почти доставая поверхности кончиком мачты.

Думаю, не стоит говорить, что мы естественно решили сплавать к нему. Что и сделали на следующее утро. Подогретые полуночными байками у костра про отступающих во время войны немцев, которые вывозили награбленное золото на катерах, мы с двумя моими товарищами начали нырять. С берега нам махали девчонки, подбадривая криками и радуясь любому поднятому со дна камню. И, конечно же, в нас проснулся дух соперничества. Помню, как обнаружили дыру в корпусе, сквозь которую можно было проникнуть внутрь ржавой посудины. Через некоторое время нам это удалось, легкие привыкли к долгим задержкам дыхания, а камни в руках не давали давлению вытолкать нас наверх.

Какова была моя радость, когда я в одно из погружений обнаружил нечто, похожее на небольшой металлический ящик, скрытый разрушенными элементами корпуса. Мои друзья ныряли чуть в стороне, я же не стал делиться местонахождением находки. Очень уж хотелось удивить девчонок, особенно одну из них.

Я погрузился, поднырнул под палубу, проплыл под двумя перекрещенными лагами, по скользкому от водорослей лееру подтащил себя к стенке. Камень, захваченный с собой, пришлось отпустить, отчего меня начало толкать вверх. Чувствую спиной и пятками ржавую поверхность потолка, я все свое внимание направил на тот самый ящик. Сквозь мутную воду, в которой плавали поднятые моими движениями ил и мелкий мусор, я с досадой обнаружил, что мой загадочный сундук оказался перевернутой металлической коробкой из — под инструментов. Расстроенный, я начал разворачиваться, чтобы уплыть, слишком резко дернул ногой. Пяткой попал в проем иллюминатора, потащил ступню на себя, но крышка с разбитым стеклом сдвинулась и зажала ногу намертво.

Первым желанием было выдернуть ногу. Я несколько раз рванулся, ощущая давление в груди. Выпустив немного воздуха, повторил попытку. Старое железо вроде поддалось, я решил закрепить успех, дернул что было сил.

Люк иллюминатора слетел с петли, на меня посыпались бурые чешуйки ржавчины, вода вмиг стало грязной. Уже ощущая жжение от недостатка кислорода, я вслепую начал всплывать и со всего маху наткнулся ключицей на торчащий металлический уголок, который попросту не заметил.

Я помню, как на долю секунды потемнело в глазах, а все пространство наполнилось мелкими пузырьками воздуха, которые липли к коже или уносились вверх. То были остатки кислорода, вырвавшиеся вместе с криком боли. В нос и рот хлынула морская вода с привкусом железа, я судорожно замахал руками и ногами, толкая тело вверх, к мутному светлому пятну. Но пространство вокруг словно наполнилось жесткими частями умершего катера, я то и дело натыкался на них, отбивая конечности. Ничего не видя в мелькании зеленого и бурого, из последних сил сжимающий рот, с разрываемыми изнутри легкими, со сведенной судорогой гортанью и кровоточащими руками, я превратился в существо, полностью состоящее из страха и отчаяния. Я стал сгустком безмолвного вопля ужаса, которым частым-частым пульсом бился на всех уровнях моего сознания. И не было в мире ничего кроме мутного пятна света над головой. Которое начало пульсировать, то темнея, то светлея вновь. Это мозг отключал зрение, сберегая драгоценный воздух для себя.

И тогда, где-то на грани всего этого осознавая собственную неминуемую смерть, я буквально прыгнул вверх, всем естеством стремясь на поверхность.

И черное нутро отпустило меня. Вода вытолкнула вверх, к солнцу, к воздуху. К жизни.

Я выбрался на берег, где у меня случилась истерика. Я долго харкал водой, вытирая трясущиеся губы, потом рыдал у кого-то на плече, опять извергал из себя приторно-соленую влагу.

С тех пор я не заплываю далеко от берега. Слишком ярко в памяти воспоминание о страхе, о смерти и о желании добраться до света.

Этот случай произошел со мной давно. Но именно те самые ощущения первыми пришло мне на ум, когда я пришел в себя. Я всплывал.

Мутное светлое пятно увеличивалось во мраке, расширялось по горизонту. Из белесого тумана проступили очертания и краски, проявлялась резкость.

Я разомкнул веки.

Прямо перед глазами проплывали крупные валуны, они вздрагивали и подпрыгивали. Я некоторое время наблюдал за их движением, будто пролетая над каменистой насыпью, не понимая, что это и где я. Потом с трудом заставил глаза посмотреть вверх, где раздражающе мелькали темные пятна. Взгляд уткнулся в красно-зеленый полосатый канат, уходящий вдаль и превращающийся там в тонкую нить. Канат был пыльным и размочаленным, в разные стороны торчали твердые ворсинки.

Темные пятна, попеременно появляющиеся в поле зрения, оказались подошвами тяжелых ботинок, рифлеными, с застрявшими в протекторах камушками.

Меня волокли по земле, тянули за страховочный трос.

Я скосил глаза назад и заметил вторую фигуру, от которой репшнур так же уходил к тянущему нас человеку. Степанов, старый диспетчер, безвольной куклой висел на тросе рядом со мной, его седые волосы стали пепельными от пыли, лица не было видно в прыгающем багровом свете. Но я ясно различил оседлавшие человека тени, которые как любовники, обвили его тело, погружаю в плоть полупрозрачные конечности. Но сил помочь ему не было, меня опять накрыло тьмой.